Теория ядра. Возникновение цивилизации на Урале. Аркаим.

структуры, так и периферию. Державно-имперские структуры, как в прошлом,

так и современном мире, в той или иной степени выступают дополнением,

коррелятом или заменой цивилизационных механизмов, реализуя управление

обществом на основе тех политических, административных и силовых средств,

которые «недоступны» цивилизационной системе устроения.

Глава 2 Геоэтнокультурная система

§ 1. С.Я. Сущий, А.Г. Дружинин ГЕОЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СИСТЕМА

Изучение территориально-пространственных рамок цивилизации может

проводиться на основе нового, фундаментального по сути своей, понятия

геоэтнокультурная система (ГЭКС). В ГЭКС входит не просто исторически

сложившаяся общность людей, объединенных особенностями культуры, психики,

сознанием своего единства, а территориальная (географическая) целостность,

локализованная в пределах определенного ареала, формируемая взаимодействием

этнических общностей, антропогенезированных природных комплексов

(ландшафтов) и территориальных общественных систем. Выявление принципов

организации такой системы позволяет выработать подходы к пониманию

структурного размещения на территории культурных форм, элементов и

признаков.

Пространственная делимитация геоэтнокультурных систем с их общей

«размытостью» границ, отсутствием каких бы то ни было чётких,

оконтуривающих данные образования рубежей (природных, политических,

административных) — одна из актуальнейших задач в рассматриваемой сфере. В

наиболее завершенном виде отнесение той или иной территории к конкретной

геоэтнокультурной системе предполагает осуществление многопрофильных

исследований (выявление особенностей расселения этноса, определение ареала

его воздействия на территорию и территориальные процессы, эксклюзивность

либо доминантность подобного воздействия, влияние иных этнических

образований, в том числе субэтнического и суперэтнического уровня).

Пространственная взаимозависимость между этнической культурой и

соответствующим языком, зачастую весьма сложная, требующая неоднозначных

подходов, тем не менее, объективно существует, позволяя опираться и на

лингвогеографические подходы в исследовании геоэтнокультурных реалий.

Благодаря выраженным культурным различиям этносов, их

материализованное воздействие на территорию (проявляющееся в качественных

состояниях пространственно организованного триединства природы, населения и

хозяйства) всегда различно от места к месту. Однако и каждый конкретный

этнос, взаимодействуя с имманентной ему территорией, оказывает на последнюю

весьма неравнозначное в пространственном отношении влияние. Факт этот

объясняется тем, что любая геоэтнокультурная система в пространственном

отношении достаточно разнородна и обладает собственной выраженной

территориальной структурой. Последняя, впрочем, всегда уникальна.

Основным критерием вычленения в рамках единого геоэтнокультурного

образования отдельных его составляющих (ядра, периферии, контактной зоны и

поля) служит степень доминантности культуры исследуемого этноса

(субэтноса, суперэтноса) в культурно-территориальных процессах. И если в

ядре и на периферии геоэтнокультурной системы подобное влияние преобладает

над инокультурными, чуждыми для данной этнической общности, то контактная

зона формируется в процессе полиэтнического культурного воздействия. В

пределах ее поля геоэтнокультурной системы роль конкретной этнической

культуры в территориальных процессах вообще весьма фрагментарна.

В геоэтнокультурной системе весьма сложен и не исчерпывается

однозначным определением феномен ее ядра. В качестве такового может

рассматриваться и традиционная историческая территория формирования этноса,

воспринимаемая сознанием этнической общности как ее культурно-

географические «корни», и одновременно современные центры и ареалы

зарождения распространения инноваций, эпицентра культурного саморазвития.

Реалии при этом таковы, что определение любой территории как ядра,

периферии, контактной зоны и т.д. окажется корректным лишь применительно к

определенной геоэтнокультурной системе. Ведь в пределах планетарной

оболочки развиваются и функционируют не просто различные, но и

разноуровневые геоэтнокультурные системы, поэтому территория, вы ступающая

в одном случае как контактная зона, в иной ситуации предстает ядром и т.п.

Многоуровневая иерархия территориальных образований одно из

фундаментальных свойств географической реальности... Равенство этносов не

означает их равнозначности. Тем более не равнозначны их культуры, благодаря

чему в процессе межэтнического взаимодействия объективно складывается

устойчивая субординация геоэтнокультурных систем.

В многоликой геоэтнокультурной реальности структурам суперэтнического

(цивилизационного) уровня принадлежит особая, приоритетная роль. Огромный

адаптивно-ассимиляционный потенциал, влияние на обширные, весьма

дифференцированные культурные и этнически территории, собственная

культурная пластичность в сочетании с устойчивостью к внешним воздействиям

— всё это позволяет рассматривать данные образования как «становой хребет»

и одновременно как эффективный механизм пространственного этнокультурного

взаимодействия, условие поступательного культурного процесса.

В динамическом плане ГЭКС могут рассматриваться как территориальный

аналог цивилизационных структур, они также проходят последовательные стадии

становления, развития, стагнации гибели, сопровождающиеся обновлением ее

географических форм и изменением во взаимодействии между ядром и периферией

сформировав в процессе геосистемного становления свой центр и периферию,

ГЭКС, как правило, вступает затем в период бурного территориального

развитии, включающего стремительное расширение геопространства и вместе с

тем уплотнение геокультурного каркаса. На этой фазе преобладают

центростремительные для системы тенденции. Фаза развития занимает в среднем

350-400 лет. Затем наступает надлом, а позже — стагнация, сопровождаемая

центробежными процессами. Таким образом, активизация центробежных и

центростремительных сил чередуются друг с другом.

§ 2. Г.А. Аванесова ЯДРО-ПЕРИФЕРИЯ И ПРОЦЕССЫ РЕГИОНАЛИЗАЦИИ КУЛЬТУРЫ

Интерес к проблемам регионализации обусловлен в основном тем фактом,

что ни в одном развитом обществе периферия не выступала однородным,

пассивным массивом. Этот факт всегда требовал анализа в отношении к

обществам разного типа, включая колониальные империи и цивилизации. Не

случайно разные исследователи разрабатывали и вводили понятия, которые

позволяли бы обозначить эти разнородные части периферии: «полупериферия»,

«периферия ближняя, дальняя»» «внешняя зона» и др. Однако дело не только в

неоднородности периферии. Трудности экономического развития, политическая

нестабильность, социальная напряженность заставляли власти и аналитиков

вырабатывать новое видение связей, которые складывались между ядром

периферией в условиях XX в.

Отдельные элементы региональной политики некоторые развитые страны

Запада начали формировать еще в конце XIX в. Целостная же региональная

политика как инструмент государственного регулирования в области

хозяйственной деятельности регионов берет начало в большинстве стран с

конца 20-х гг. XX в., т.е. периода экономического кризиса.

Начиная с конца 50-х гг. в ряде стран Запада снова обозначилась

тенденция предоставления большей самостоятельности своим внутренним

регионам. На этот раз интерес был связан с необходимостью преодоления

неравномерного развития центра и периферии внутри страны, а также со

стремлением обнаружить импульсы, способные привести те или иные регионы в

состояние динамического развития.

С тех пор регионализм, как явление внутристрановой структуры и

межстранового взаимодействия, окреп во всем мире. Это явление поставило

теоретиков перед задачей уточнения аналитической схемы «ядро—периферия» и

дополнения ее многочисленными разработками, связанными с механизмами и

движущими силами регионального развития. В настоящее время процессы

регионализации, отображающие активизацию проблем регионаионального

развития, наличествуют практически во всех странах, а регионалистика

выступает как междисциплинарная область знаний, нацеленная на анализ

региональной политики и регионального развития в пределах не только одной

страны, но и в межстрановом взаимодействии.

Что касается определения самого понятия «регион», то оно остаётся

крайне гибким. Регион может означать географическую территорию,

административную единицу государственного членения, хозяйственный район,

историко-культурную местность, природно-ландшафтную зону, погодно-

климатическую область, некий ареал распространения чего-либо значимого для

человека, многозначность понятия связана с тем, что в выделении конкретного

региона разные специалисты, как правило, руководствуются различными

основаниями и критериями. В этом случае регион географический может не

совпадать с регионом экономическим а экономический — с регионом

административным.

В общей формулировке под регионом подразумевается некая

пространственно-территориальная целостность, выделяемая на более общем

фоне, которая предполагает сопряженность, единство взаимодействия своих

внутренних элементов и частей. В периодике и научных исследованиях наиболее

часто используются понятие экономического (промышленного), политического,

административного, культурного региона.

Под культурным, или цивилизационным, регионом понимается территория,

отличающаяся от соседних областей существенными культурно-цивилизационными

характеристиками, особенностями, процессами (этнонациональным составом

населения, традициями, языком, элементами образа жизни и т.п.).

Следует признать, что в регионалистику основной вклад внесли и

продолжают вносить специалисты по экономической географии, политической

географии (геополитике), по государственному муниципальному управлению. Это

объясняется тем, что регионализм и регионалистика получили заметное

развитие в 20—40 гг. XX в. как теория и практика неотложной помощи

кризисным регионам. В США эта стратегия строилась на основе развития идей

О. Кейнса.

Позже регионалистика претерпела изменения. В 50-70-е гг. в рамках

регионалистики осмыслялась практика перераспределения экономических

ресурсов с ориентацией на сбалансированное развитие отстающих регионов,

создание в них «полюсов роста». На следующем этапе — в середине 70—80-х гг.

— регионалистика была связана с отработкой реструктуризации регионов,

нацеленной на максимальное использование внутреннего потенциала каждого

региона.

Чем более объемным и сложным становилось для теоретиков и практиков

понимание региональных проблем, тем в меньшей степени мог удовлетворить их

узкий экономизм или ограниченны политический централизм. Все более

настоятельным в анализе проблем регионального развития становился учет

самых разнообразных факторов и предпосылок. Речь при этом шла не только об

учете социальных показателей, но и переменных, связанных с этническими,

историческими процессами, с духовной составляющей локального развития, с

образом жизни населения в целом. Так, голландский исследователь, профессор

университета Роттердама В. Молле считает, что различия между регионами

можно понять, если учитывать плотность населения, уровень экономической

активности разных его групп, производительность труда работников, наличие и

доступность товара, «окружающую среду» историю региона, уровень развития

культурной инфраструктуры и степень рекреационной деятельности жителей.

Игнорирование целого ряда внеполитических и экстраэкономических

факторов приводило к провалу планов регионального развития, что особенно

отчетливо обнаружилось на неудаче с тактикой насаждения «полюсов роста». В

60-е гг. наибольшую популярность на Западе получила теория поляризованного

развития, представляющая собой локально-урбанистическое, узловое

направление в региональных исследованиях. При этом акцент делался на

анализе прямого воздействия импульсов к развитию, идущих от ядра к

периферии. Это обеспечивало теоретическую базу для обоснования как

деятельности крупных монополий, направленной на «колонизацию» периферийных

пространств, так и резкой активизации в ту пор) региональной политики

государства, нацеленной на выравнивание уровня социально-экономического

развития между районами.

Подобное выравнивание мыслилось через создание в регионах центров

экономического роста, через распространение общенациональных крупных

центров промышленно-технических инноваций; социальные же аспекты

регионального развития, а также многие сугубо локальные культуры

оставались, как правило, в тени.

Такого рода концепции были подвергнуты острой критике. Так, А. Франк в

своих работах показал, что идеи развития, воплощенные в наиболее развитых

частях земного шара, далеко не всегда применимы к его отсталым регионам,

что, признавая роль ведущих очагов индустриализации в развитии своих более

отсталых соседей, нельзя ее фетишизировать. Идея А. Франка и других

критиков подобной модернизации заключалась в том, что экономическое

развитие есть функция взаимодействия между развитым и развивающимся миром,

которые находятся в тесном единстве по линии связей рынков труда, капитала

и технологии, между которыми сохраняется определенная иерархия независимо

от динамики их социально-экономического развития на разных исторических

этапах. Тем самым признавалась и обосновывалась неизбежность существования

контрастов между центральными и периферийными структурами и их

функциональная зависимость и соподчиненность.

К середине 70-х гг. на Западе резко усилился интерес к концепциям

другого плана, объясняющим процесс постоянного воспроизводства

неравномерности в развитии стран и районов и причины сохранения отсталости.

На первый план выдвигается другая форма отношений между ядром и периферией

на самых разных пространственных уровнях — форма зависимости. Осознание

проблемы зависимости выводит регионалистику на более глобальный уровень

анализа, стимулируя обращение исследователей к геополитике, экологии,

социологии, культурологии, стратегическому планированию и т.п.

Среди разного рода концепций, разработанных как для глобального, так и

для районного и межрайонного уровней, можно выделить два типа:

а) основанные на принципе функциональной интеграции разного рода

регионов;

б) делающие упор на отношения типа «центр—периферия». Дж. Фридман и В.

Алонсо в работе «Политика регионального развития» обосновали, что

неравномерность экономического роста и процесс пространственной поляризации

неизбежно порождают диспропорции между ядром и периферией. Вместе с тем

периферия не является неким однородным полем. Она подразделяется на так

называемую внутреннюю, или ближнюю, тесно связанную с ядром и

непосредственно получающую от него импульсы к развитию, и внешнюю, или

дальнюю, на которую ядро практически не оказывает мобилизующего влияния.

Центр и периферия на любом пространственном уровне связаны между собой

потоками информации, капитала, товаров, рабочей силы и т.д., причем именно

направления этих потоков определяют характер взаимодействия между

центральными и периферийными структурами, превращая пространство в подобие

силового поля. Движущей силой или своего рода мотором, обеспечивающим

постоянное развитие и воспроизводство системы отношений «центр—периферия»,

является, по мнению Дж. Фридмана и других исследователей, постоянная

качественная трансформация ядра за счет генерирования, внедрения и диффузии

новшеств.

Концепции регионального развития 70—80-х гг. уточняют и обогащают

понятие «центр». Понятием «центр» фиксируется место генерирования

технологических, социальных и других нововведений тогда как понятие

«периферия» служит средой их распространения ход которого зависит от

контактов с центром. Такое разделение функций обычно сопряжено с различиями

в концентрации и интенсификации деятельности, в ее видовом составе, в

управленческой иерархии территорий, в уровне их развития в целом.

В настоящее время происходит формирование новой парадигмы региональных

исследований и региональной политики. Региональное развитие мыслится в

основном как саморазвитие на базе учета интересов локального сообщества и

возложения ответственности за результаты развития на местные власти.

В развитых странах Западной Европы и Америки разные стратегии

различных политических партий, находящихся у власти позволяют внедрять

самые различные формы и способы региональной политики государства. Кроме

того, в Западной Европе практически отрабатывается политика «Европы

регионов» (вместо прежней политики «Европы национальных государств»),

которая предусматривает развитие межрегионального сотрудничества вне

национальных границ, создание наднациональных органов региональной политики

нового уровня.

§ 3. Р. Кулборн РОЛЬ ДУХОВНЫХ ФАКТОРОВ В ПРОЦЕССЕ ПОДЪЕМА И УПАДКА

ЦИВИЛИЗОВАННЫХ ОБЩЕСТВ

Обращение к материальным факторам, таким, как переход к

производительному сельскому хозяйству, плодородие почв, рост населения

благоприятный климат, возникновение городов, дает только поверхностное

объяснение процесса возникновения цивилизованного общества. Далеко не

всегда эти процессы совпадают, и, в частности, широкое распространение

городов еще не приводило к образованию цивилизованных сообществ. Существуют

иные причины и критерии формирования цивилизации:

1. Базисным и наиболее позитивным фактором возникновения

цивилизованных обществ послужили перемены в сознании. Процесс формирования

новых религий шел под руководством харизматического руководства,

создававшего для всего населения то, что Э. Дюркгейм назвал «коллективными

представлениями», через которые происходило внедрение навыков

самодисциплины, обеспечивавших поддержание на основе общей кооперации

необходимых функций и обязанностей. Конечно, эти представления заключали в

себе и описание окружающего мира с присущими ему материальными

характеристиками, тех сил, которые, как представлялось, управляли

материальным миром, и средств, через которые общество могло надеяться

справиться с этими силами, умилостивить или добиться их расположения и тем

самым заполучить их помощь в управлении материальным миром.

В начальном периоде существования первичных цивилизаций ни социальные

институты, ни даже государство не имели особенно важного значения.

Напротив, именно коллективная самодисциплина давала старт этим

цивилизациям. Но из этого вытекает и тот вывод, что по мере утверждения

устойчивой дисциплины и устойчивого контроля над средой обитания

уменьшалась потребность в харизматическом руководстве и лидеры превращались

в обычных священников, знакомых нам по описанию разных исторических

обществ.

Характер религиозного руководства вносились модификации, всё большее

значение приобретали светские политические интересы, главным образом

административные. Иногда это сопровождалось развертыванием храмового

строительства и вообще развитием видимого тела религии. Позднее перемены

приводили к процессам, которые историки обычно называют «социальными

реформами». В других случаях прежний режим более или менее грубо

низвергался или заменялся. Накопление наблюдений приводило к росту знаний

эмпирических фактов, что требовало изменений в идеологии, в формах

политического правления и в социальных отношениях. Длительный процесс,

чреватый социальной напряженностью и борьбой, приводил к смене прежних норм

и руководства общества. Эти изменения могут быть охарактеризованы как

переход от «века веры» к «веку разума».

Новые режимы «века разума», наверное, во всех ранних цивилизованных

обществах носили национальный характер, т.е. территория и население

разделялись на отдельные и де-факто независимые государства, замещавшие

прежние условные образования. Новые формы правления лучше отвечали

практическим потребностям в улучшении местного управления.

Эти периоды господства национальных режимов отмечены процветанием

культуры, что в полной степени выявляло творческий потенции

цивилизационного устроения. Время от времени нации вели войны друг с

другом, которые становились все более жестокими. Некоторые нации

оказывались побежденными, и в конце концов логичным итогом такой войны

становилось завоеваний одной нацией всех остальных. Тем самым происходило

становление империи, дававшей тотальную политическую организацию для всего

общества. Это было начало «века завершения».

В первые века империи культура, понесшая некоторый урон от военных

действий, обычно переживала период возрождения. Но затем начинался упадок

прежнего культурного великолепия, равно как и упадок социальных структур и

политического устроения империи.

Однако насколько бы серьезным ни был упадок, он не означал конца

первичных цивилизаций. Некоторые из них впоследствии вновь возрождались,

сохраняя свою самобытность.

2. Упадок и подъем цивилизованных обществ — весьма заметное явление в

истории. Эти процессы отмечались по меньшей мере десять раз, а если считать

незаконченные и специфичные случаи, то это число намного возрастет. В тех

случаях, когда процессы носили целостный характер, они представляли собой

комбинацию двух явлений — упадка и подъема. И вряд ли возможно разделить

эти явления: старое и новое накладываются друг на друга и переплетаются.

Даже в случае ранних цивилизаций в этих процессах подъема и упадка

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15