Американский период творчества П.А. Сорокина

путешествие по селам Яренского уезда, они в течение трех лет проходят:

Коквицы, Айкино, Усть-Вымь, Ляли, Княжпогост, Вотчу, Оттлы, Онежье, и,

наконец, Турью. В Турье они остаются зимовать вдоме Ивана Алексеевича

Панова, земляка Сорокина, преподавателя Турьинского земского училища.

Здесь же в 1889 году и родился второй сын Питирим. Окрестили его в честь

епископа Питирима (одного из местных усть-вымьских святых, чей праздник

по церковному календарю 1889 года приходится на 24 января 1889 года, о

чем имеется запись в метрической книге воскресенской церкви села Турья.

Крестным отцом Питирима стал И.А. Панов. Весной, по окончании работ в

Турье, семья Сорокиных двинулась дальше вверх по реке – к селам Кони и

Весляна. Дальше обжитых человеком мест не было, и семья Питирима

повернула обратно. Сплавляясь теперь уже вниз по реке, делая остановки

там, где имелась работа, к осени 1892 года они добрались до Коквиц. В

этом селе в 1893 году Пелагея Васильевна родила третьего сына Прокопия и

там же, в 1894 году, скончалась от рака в возрасте 34 лет, по

воспоминаниям современников П.А. Сорокина, она была женщиной редкой

красоты и чистоты души. С этого трагического события, ставшего первым

сознательным воспоминанием Питирима Александровича и начинается его

автобиографическая книга «Дальняя дорога». После смерти матери отец

Сорокина продолжал заниматься ремеслом, обучая основам мастерства

сыновей Василия и Питирима, младший Прокопий жил в Римье у сестры матери

Анисьи (1860 – 1949), у которой не было своих детей. Отец не женился

снова и пытался справиться с тоской по жене исконно русским способом:

заливая ее водкой. По свидетельству Питирима Александровича, отец его

очень много пил, а приступы запоя часто заканчивались белой горячкой. В

1899 году, после очередного такого приступа, 14-летний Василий и 10-

летний Питирим ушли от отца и начали самостоятельную жизнь бродячих

ремесленников, отступив от обычного маршрута своего отца и отправившись

вверх к истокам реки Вычегды. Через два года, в 1901 году, их отец погиб.

Несмотря на то, что братьям едва исполнилось 15 и 11 лет, им заказывали

работу в нескольких селах, в том числе и в Палевицах; а в Римье они были

наняты даже для реставрации Яренского Спасского собора (!). Объем работ

был настолько масштабен, что Сорокины даже брали помощников. По окончании

этого подряда в 1902 году Василий и Питирим приходят на работу в село

Гам, где происходит событие, ставшее поворотным пунктом в судьбе юного

Сорокина. Необходимо отметить, что к этому времени Питирим имел уже

начальное образование, завершение которого пришлось на весну 1901 года,

когда он, работая в Полевицах, окончил там местную церковно-приходскую

школу. До этого он посещал школы грамоты в селах, где работал с отцом и

братом, много читал, а чтению, письму и счету обучала его вместе с

другими крестьянскими детьми одна из жительниц деревни Римьи, у которой

проживала его тетка Анисья, забравшая к себе братьев после смерти их

матери. Так вот, в 1902 году в селе Гам открылся набор в Гамскую

второклассную школу, которая была создана специально для подготовки

учителей в школы грамоты в селах Яренского уезда, этим она отличалась от

обычных церковно-учительских школ, воспитывавших преподавательские кадры

для церковно-приходских школ. В толпе зевак и родителей, присутствующих

на публичном экзамене, устроенном кандидатам в первый набор учащихся,

оказался и Питирим Сорокин. Решив попробовать свои силы, он блестяще

справился с испытанием и в числе немногих был принят в школу. Положенная

ему стипендия составляла всего 5 рублей в год, и эти два года

полуголодной жизни в школе Сорокин выдержал только благодаря помощи и

поддержке Анисьи, снабжавшей его сухарями.

После начала учебы в Гаме Питирим оставил прежнее ремесло и расстался

с братом. Василий стал ходить по селам один, выпивал, по воспоминаниям

старожилов, «немного умом тронулся», затем перебрался в Петербург,

работал на фабрике, за связи с социалистами был выслан в

административном порядке в Сибирь. Во время гражданской войны он был

схвачен в прифронтовой зоне чекистами и расстрелян ими, как пишет сам

Сорокин, «на всякий случай». Прокопий также погиб в 20-е годы в тюрьме.

Судьба Питирима сложилась иначе.

Окончив Гамскую второклассную школу с отличными результатами, по

протекции учителя Образцова осенью 1904 года он поступает на казенный

кошт в Хреновскую церковно-учительскую школу в деревне Хреново,

Костромской губернии. Немаловажную роль сыграл в его дальнейшей судьбе

его учитель Образцов – ведь без его рекомендаций он должен был бы уехать

учительствовать в одно из сел Яренского уезда «по распределению». Кроме

того, видимо он и направил Сорокина именно в Хреновскую школу, которая

открывала своим выпускникам дорогу в светские высшие учебные заведения,

оценив его незаурядные способности к науке. Липский и Кротов

подчеркивают следующее: «Таким образом, можно уверенно говорить, что уже

по окончании Гамской школы П.А. Сорокин сознательно определил свои

жизненные планы – получение гимназического, а затем и высшего

образования для занятий наукой» [13]. Однако, я не думаю, что этот выбор

пятнадцатилетнего юноши, даже такого одаренного и целеустремленного,

каким был Питирим Сорокин, являлся абсолютно самостоятельным и

сознательным его выбором. Безусловно, без подсказки и влияния Образцова

здесь не обошлось.

Всеобщее брожение умов, характерное для социально-политической

ситуации этих лет, охватило и школу, где учился Сорокин, разбив студентов

на группы. В 1905 году он вступил в организацию социалистов-

революционеров, созданную в 1901 – 1902 гг. на останках народнической

идеологии. Учеба в Хреновской школе, новое окружение, новые знакомства,

общение с представителями различных социальных слоев, с представителями

различных политических течений, интенсивное чтение недоступных ранее

книг, газет и журналов, не только расширили и углубили его кругозор, но

также не могли не повлиять на мировоззрение и активность такой деятельной

и страстной натуры. Как пишет сам Сорокин: «Все мое предшествующее

мировоззрение и ценности были заменены на «научно-эволюционную теорию» и

«естественно-научную философию». Былая лояльность к царскому режиму и

«капиталистической» экономике сменилась республиканскими,

демократическими и социалистическими взглядами, а политическая

индиферентность открыла путь к революционному рвению».

Успевавшего успешно заниматься и учебой и нелегальной деятельностью

Сорокина на рождество 1906 года арестовывает полиция и помещает в тюрьму

в городе Кинишма. Впрочем, это время ( около 4-х месяцев) прошло без

ущерба для интеллектуальных занятий Сорокина, более того, можно даже

сказать, что «пошло на пользу», да и по свидетельству самого Сорокина,

эти месяцы дали ему больше, чем пропущенный семестр в школе. Общение

заключенных с внешним миром было вполне доступным: днем камеры в тюрьме

не закрывались, политические свободно общались и дискутировали друг с

другом, начальник тюрьмы позволял пользоваться своим кабинетным

телефоном, охранники были не против выполнять миссию почтальонов, также

здесь у Питирима Александровича было достаточно времени для тщательного

знакомства с трудами классиков революционной и социально-философской

мысли. «Кроме этого тюрьма обогатила его тремя вещами: устойчивым

интересом к социальной проблематике, привычкой курить и замыслом первой

книги «Преступление и кара, подвиг и награда» [14].

В конце апреля 1907 года он был освобожден под гласный надзор полиции,

некоторое время продолжает свою революционную активность, перейдя на

нелегальное положение, но, осознав, что политика отвлекает от основной

цели и препятствует дальнейшему образованию, Сорокин отправляется осенью

1907 года в Санкт-Петербург. Он покупает на имеющиеся деньги

железнодорожную плацкарту до Рыбинска, после чего едет «зайцем». В

Бетецке кондуктор выявляет безбилетника, но, к счастью, оставляет его в

поезде, обязав до Петербурга чистить туалеты и следить за чистотой в

вагоне. В первых числах октября Сорокин пребывает в Санкт-Петербург.

В Санкт-Петербурге Сорокин быстро нашел репетиторскую работу за стол и

жилье. По протекции К.Ф. Жакова, философа и этнографа, первого из коми,

удостоенного звания университетского профессора, Питирима бесплатно

принимают в число слушателей вечерних Черняевских курсов. С января 1908

года их стал посещать и Н.Д. Кондратьев, также вышибленный за

революционные шалости из Хреновской школы вслед Сорокину. Через своих

земляков, многие из которых достигли известного положения в столице,

Сорокин вошел в круг петербургской научной интеллигенции, а также свел

первое знакомство с политиками, лидерами эсеров, социал-демократов и

кадетов. Круг его знакомств значительно расширяется.

В феврале 1909 года Питирим уехал в Великий Устюг, где в доме

отцовской сестры Анны и ее мужа Михаила Дранковского готовился к экзамену

(экстерном за 8 лет обучения) в великоустюжской мужской гимназии. В мае

он сдает все предметы на «отлично», получает аттестат, открывающий дорогу

в университет; летом работает

Статистиком в экспедиции по изучению Печорского края и в сентябре 1909

года возвращается в Петербург. После некоторых колебаний Сорокин

поступает в Психоневрологический институт – первое вольное научное и

учебное заведение в России, основанное в 1907 году, президентом совета

института которого являлся В.М. Бехтерев. Институт был намного

демократичнее университета, в состав студентов входили в основном

представители средних и низших слоев российского общества, к тому же

здесь находилась единственная в стране и первая кафедра социологии,

которую организовали при нем в 1908 году двое ученых с мировым именем –

М.М. Ковалевский и Е.В. де Роберти. Вместе с Сорокиным в этот институт

поступил и Н.Д. Кондратьев. Но, проучившись 1 год, для того, чтобы

избежать призыва на военную службу, от которой освобождались только

студенты государственных университетов, Сорокин и Кондратьев с одобрения

М.М. Ковалевского, Е.В. де Роберти и В.М. Бехтерева, переводятся в

Петербургский университет на юридический факультет. Интересные факты для

представления облика Сорокина-студента приводят Липский и Кротов в своем

очерке: «Особенностью сорокинского стиля занятий являлась нерегулярность

посещения лекций. Он предпочитал самостоятельно изучать первоисточники и

монографии профессоров, читавших курсы, чем слушать то же самое в

аудиториях. Достигавшаяся этим экономия времени позволяла вникать в

предмет глубже и шире предписанного программой. Так, например, 3 тома по

теории права и морали профессора Л. Петрожицкого он проштудировал за

несколько дней вместо годичного курса по шесть академических часов в

неделю. Недостаток лекционного общения с преподавателями Сорокин

возмещал на семинарах и в личных беседах сними, заслужив репутацию

способного молодого учного. При переходе в университет это помогло ему

получить стипендию, которой не только оплачивалась стоимость обучения,

но и часть расходов на жизнь»[15].

Будучи студентом университета Сорокин ведет активную научную и

публикаторскую деятельность. В этот период он публикует более десятка

серьезных научных работ, не считая рецензий, рефератов и обзоров

публикаций в зарубежной периодике. В это время он сотрудничает с

журналами «Вестник психологии», «Вестник знания», «Запросы жизни»,

«Заветы», «Новые идеи в социологии». Главное его достижение в этот период

– пятисотстраничная монографическая работа (зима 1912 – 1913 года)

«Преступление и кара, подвиг и награда», которая вышла в 1914 году, была

отмечена многими положительными рецензиями ученых.

Несмотря на то, что огромное количество времени у него уходит на

научную деятельность, он умудряется находить время для активной

политической деятельности. В январе 1911 года Сорокину чудом удалось

избежать ареста после студенческих беспорядков, вызванного смертью Льва

Толстого в ноябре 1910 года. В этот год он уезжает по подложному паспорту

за границу, будучи в Швейцарии, Италии и Австрии не теряет времени зря –

знакомится с только что вышедшей «Социологией» Г. Зиммеля. Весной 1911

года он возвращается в Петербург, «по глупости» отказывается сдавать

экзамены, что стоило ему годовой стипендии. Столичное отделение

департамента полиции вело за ним скрытое наблюдение. В 1912 году в

жандармской картотеке на него даже завели отдельную карточку.

В марте 1913 года Сорокин еще раз попал в тюрьму за антимонарший

памфлет, написанный к 300-летию дома Романовых. А.Ю. Согомонов приводит

интересные данные в связи с этим арестом.[16] Сорокину было позволено

написать письмо М.М. Ковалевскому, однако это письмо было перехвачено и

подшито к делу. В нем, в частности, он пишет: «Я сидел себе над книгами,

читал много докладов в ряде научных кружков, писал статьи, написал за

зиму книгу о карах и наградах, которую Вы знаете и… Право же при таких

обстоятельствах, я думаю, мудрено еще заниматься политикой…»[17]. Автор

письма, безусловно, слукавил, а Ковалевскому все же удалось узнать об

этом происшествии и по его прошению 24 февраля 1913 года Сорокина

освобождают из-под стражи.

В 1914 году Сорокин закончил университет с дипломом 1 степени и был

оставлен для подготовки к профессорскому званию. Подготовка к

профессорству заняла у Сорокина всего два года вместо положенных четырех.

Кроме изучения огромного списка литературы, он по-прежнему много

издавался, читал лекции по социологии в двух институтах, работал в

созданном совместно с преподавателями кафедры социологии

Психоневрологического института «Русском социологическом обществе памяти

М.М. Ковалевского» (умершего 23 марта 1916 году) и даже успел написать

научно-фантастическую повесть «Прачечная человеческих душ». В конце 1916

года он сдал магистерский экзамен и в начале 1917 года становится приват-

доцентом Петроградского университета. Революция, правда, помешала защите

магистерской диссертации, в основу которой он положил свою первую

монографию. В годы первой мировой войны Сорокин много работал, продолжал

активно публиковаться, читал многочисленные лекционные курсы по самым

разным отраслям обществознания.

1917 год для Сорокина – это и начало его семейной жизни. Супругой

ученого стала 26 мая 1917 года Елена Петровна Баратынская, выпускница

Бестужевских курсов, дочь поместного дворянина Таврической губернии (1894

– 1975). Они познакомились на литературных вечерах в доме К.Ф. Жакова еще

в 1912 году. Елена Петровна, ботаник-цитолог по образованию, получит

впоследствии докторскую степень в США в университете Миннесоты (1925 г.),

будет преподавать в ряде университетов и колледжей Америки. Об их семье

можно сказать: « они жили долго и счастливо».

Крутые виражи его собственной биографии 1917 года красочно описаны им

в «Листках из русского дневника» и включены позднее целиком в «Долгое

путешествие». Из этих бурных событий следует отметить следующие: активное

участие Сорокина в функционировании Государственной думы, Временного

правительства, в подготовке Всероссийского крестьянского съезда, в

редактировании эсеровских газет «Воля народа» и «Дело народа», в

написании целого ряда социально-политических заметок и памфлетов. Будучи

секретарем А.Ф. Керенского, П.А. Сорокин вскоре убедился, что страна

приближается к пропасти, он был сторонником «жестких мер» и требовал от

правительства их принятия. Большевистский переворот Сорокин воспринял как

контрреволюцию, по его мнению, к власти пришли «преторианцы». 2 января

1918 года он арестован большевистским правительством.

« В 1918 году правители коммунистической России объявили на меня

охоту. В конце концов я был брошен в тюрьму и приговорен к расстрелу.

Ежедневно в течение шести недель я ожидал смерти и был свидетелем казни

моих друзей и товарищей по заключению. В течение следующих четырех лет,

пока я оставался в коммунистической России, мне довелось испытать

многое, я был свидетелем беспредельного, душераздирающего ужаса царящей

повсюду жестокости, и смерти и разрушения»[18].

Едва освободившись от Петропавловской крепости, Сорокин ввязался в

архангельскую «авантюру» (пытался организовать созыв нового

Учредительного собрания, свергнуть власть большевиков Северного края). Он

попал в великоустюжский ЧК, где и был приговорен к расстрелу, от

которого его спасли энергичные усилия его друзей и статья Ленина «Ценные

признания Питирима Сорокина», где в целом положительно оценивался факт

«отречения» Сорокина от политической деятельности. В своем «отречении»

(письмо, опубликованное в коммунистической газете «Правда» только при

помощи его друзей) он отказывается от звания члена Учредительного

собрания и объявляет о своем выходе из партии эсеров. Свое решение он

объясняет так: «В силу чрезвычайной сложности современного внутреннего

государственного положения, я затрудняюсь не только другим, но и самому

себе указывать спасительные политические рецепты и брать на себя

ответственность руководства и представительство народных масс»[19] .

1918 год оказался самым бурным в жизни П.А. Сорокина. В плане научном

он был совершенно не плодотворным: не было даже ни одной рецензии.

В 1919 – 1920 гг. Сорокин, отказавшись от активной политической

борьбы, возобновил научно-преподавательскую деятельность в Петроградском

университете, Психоневрологическом, Социологическом и

Сельскохозяйственном институтах, а также в институте «Народного

хозяйства», кроме того, он читал лекции на всевозможных всеобучах,

ликбезах и т.п. Словом, он активно сотрудничал с Наркоматом

просвещения.Он пишет ряд научных работ, в том числе 2 массовых

«популярных» учебника по праву и социологии и 2 тома «Системы

социологии» (опубликованную в 1920 году издательством «Колос»). В 1920

году он становится руководителем кафедры социологии Университета и 31

января ему без защиты по совокупности работ присваивается звание

профессора.

У Сорокина созревает план перспективных публикаций по наиболее

актуальным темам того времени – война, голод, революция. Вместе с И.П.

Павловым и В.М. Бехтеревым он приступает к изучению влияния массового

голода на идеологию общества. В конце 1921 - начале 1922 года нарастает

новая волна критики политических и научных взглядов Сорокина. К тому же

постепенно атмосфера послевоенной либерализации заменяется все более

заметным контролем «неугодных веяний» со стороны власти.

В апреле 1922 года П.А. Сорокин в публичном шестичасовом диспуте

блестяще защищает докторскую диссертацию по двухтомнику «Система

социологии». Кстати, он был первым в истории русской науки, кого признали

достойным звания «доктора социологии» (вторым был К. Тахтарев).

Летом прокатилась волна массовых арестом среди научной и творческой

интеллигенции. 10 августа 1922 года Сорокин приезжает в Москву по

приглашению Кондратьева. Однако встретиться они не смогли, т.к.

Кондратьев среди более сотни представителей творческой мысли Москвы

оказались за решеткой. Такие же аресты были проведены и в Петрограде, но

Питирим Сорокин в это время скрывался в Москве. Через неделю арестованных

стали постепенно отпускать домой, предварительно получив от каждого по

две расписки. В одной оговаривался десятидневный срок, в течение

которого преследуемого обязывали покинуть страну. Во второй

фиксировалось, что если он вновь вернется в Советскую Россию без

разрешения властей, то будет непременно казнен. Отдавать себя в руки

петроградской ЧК было опасно, а в забюрокраченной Москве все оказалось

куда проще. Все формальности были преодолены довольно оперативно, и уже

23 сентября 1922 года тридцатитрехлетний Сорокин и его жена навеки

покидают страну.

Когда он покидал родину, все свое имущество он увозил в 2-х

чемоданах, которые были заполнены самыми ценными для него вещами –

экземплярами собственных книг, статей и восемью рукописями.

Как можно относится к факту депортации? С одной стороны, она сыграла

положительную роль, сохранив от физической гибели множество

первоклассных умов. Однако, В.В. Сапов подчеркивает, что оценивание

высылки 1922 года как «акта гуманизма» ошибочно, что депортация

интеллигенции есть одно из первых условий сталинизма: «Неисчислимые, хотя

и не всегда очевидные беды принесла высылка 1922 года и русскому народу.

На долгие годы наш народ остался, по выражению Гегеля, храмом без

святыни, т.е. без национального самосознания. Неудивительно, что семь лет

спустя Сталин вполне убедился в том, что перед ним – народ, сознание

которого подобно чистому листу бумаги, где можно писать любой

иероглиф…»[20] . В это время страну покинул 161 ученый (по другому

источнику число высланных до сих пор неизвестно, сами высланные считали,

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7