Индейские реалии в произведении Г. У. Лонгфелло Песнь о Гайавате

Sweeping westward, wild and woeful,

Like the cloud-rack of a tempest,

Like the withered leaves of Autumn!" (XXI, 222-230)

Аллитерация в этом отрывке усиливает значение ключевого слова westward,

возвещающее экспансию чужих племен с востока на запад и dark drearier,

выражающие идею грядущих зловещих времен.

Лонгфелло использует звуковую инструментовку и для создания

определенного настроения. В заключительной главе поэмы появлению людей

белой расы на земле североамериканских индейцев предшествует описание

летнего солнечного утра, наполненного радостью пробуждающейся природы и

предвещающего только спокойствие, безмятежность и безоблачное счастье. На

лице Гайаваты уже нет следов скорби и печали. Они, кажется, покинули его,

как покидает туман зеленый луг и лес, когда солнце поднимается высоко.

Но вот вдали раздаются какие-то звуки, похожие на плеск воды, потом

видны какие-то смутные очертания. Певцу кажется, что это птицы, населяющие

прибрежные воды, озера Gitche-Gumee, Big Sea-Water; привычные слушателю

heron, the Shuh-shuh-gah; wild goose, Waw-be-wawa; Shingebis, the diver;

the pelican, the Shada. Но шум приближается и становится ясно, что это шум

весел лодки canoe, а в ней белые люди (the Black Robe chief, the Prophet,

the Priest of Prayer, the Pale-face and his companions). Состояние

безмятежного спокойствия сменяется тревогой ожидания, а затем и печалью.

Приходит конец привычному укладу жизни, появляется новая цивилизация,

которая разрушит мир людей, живущих в тесном единении с природой, с

населяющими их землю животными, птицами, насекомыми, растениями. Гайавата

знает это. Индейские племена не вняли наставлениям Верховного Божества и

советам его пророка Гайаваты. Гайавата должен покинуть их.

Все эти факты известны из содержания поэмы, из того, что говорится в

заключительных словах. Но переход от настроения безмятежного покоя и

радости к ожиданию чего-то тревожного и печального создается подбором

звуков, вызывающих соответствующие ассоциации. Сначала идут слова с чистым,

плавным музыкальным звуком [l], символизирующим плеск воды, затем

подключается звук [r], в котором больше шума, чем в [l], но который еще не

предвещает ничего плохого.

O'er the water floating, flying,

Something in the hazy distance,

Something in the mists of morning,

Loomed and lifted from the water,

Now seemed floating, now seemed flying,

Coming nearer, nearer, nearer. (XXII, 37-42)

Напряжение ожидания создается также ретардацией действия специально

задерживаемого с помощью повтора something, очень расплывчатого по

значению, ничего точно не называющего, но отодвигающего упоминание

действия. Параллельные конструкции с лексическим повтором now seemed

имитируют движение лодки и повтор nearer убыстряют действие, но не

настолько, чтобы знать, что движется к берегу. Следующая строфа не

объясняет, кто же плывет или летит к берегу. В ней только делается

предположение, что это может быть. В инструментовке (в звуковом подборе

слов) уже почти нет звуков [l], [m], [r]. Их заменяет звук [(] в индейских

названиях птиц. Он символизирует приближающийся шум, не понятно кем

производимый и вызывающий тревогу.

Was it Shingebis the diver?

Or the pelican, the Shada?

Or the heron, the Shuh-shuh-gah?

Or the white goose, Waw-be-wawa,

With the water dripping, flashing,

From its glossy neck and feathers? (XXII, 43-48)

Шум, создаваемый этим звуком, дополняется и усиливается звуками [d] в

diver, Shada, и [h] в heron, звук плеска воды [l] сохраняется только в

pelican, glossy, flashing.

It was neither goose nor diver,

Neither pelican nor heron,

O'er the water floating, flying,

Through the shining mist of morning,

But a birch canoe with paddles,

Rising, sinking on the water,

Dripping, flashing in the sunshine;

And within it came a people

From the distant land of Wabun,

From the farthest realms of morning

Came the Black-Robe chief, the Prophet,

He the Priest of Prayer, the Pale-face,

With his guides and his companions. (XXII, 49-61)

В заключительной строфе эпизода сообщение об источнике звуков по-

прежнему отодвигается назад. Опять появляются звуки, имитирующие плеск воды

(floating, flying, flashing, pelican, paddles). Появляется лодка с

бледнолицыми пришельцами, о которых Гайавата знал, но не хотел верить.

Печальное чувство охватывает Гайавату. Оно создается аллитерацией [p] в a

people, Prophet, Priest of Prayer, the Pale-face, companions, эпифорой и

значением слова black. Черный цвет у индейцев – цвет смерти. Гайавата,

составляя пиктографическую письменность индейцев, изобразил жизнь и смерть

двумя кругами. Жизнь обозначил белым кружком, а кружок, обозначающий

Смерть, сделал черным (darkened, XIV, 59-60).

Вывод:

Звукопись в поэме используется для достижения красоты звучания,

создания звуковых образов, целых картин и передачи настроения.

Инструментами звукописи являются аллитерация, звукоподражание, повторы.

Ведущая роль принадлежит аллитерации.

В поэме звукопись как создание единичного образа, встречается чаще,

чем создание картин. Для этого может быть достаточным повтор звука в двух

словах одной строки. Создание нескольких звуковых образов целой картины в

поэме охватывает строфу, а чаще несколько строф и аллитерация в них не

ограничивается повтором одного звука, а требует подбора нескольких звуков

для описания всех планов картины.

В поэме при помощи подбора звуков создана картина севера страны

индейцев в суровую холодную зиму и образ свирепствующего Северного Ветра.

Звукопись также использована как создание звукового фона изготовления

Верховным Божеством трубки мира, а также картины разрушительных и

губительных перемен в жизни индейцев с приходом людей белой расы с востока

и глубокой печали главного героя поэмы.

3.5. Повтор

В работе повтором называется повтор слов, словосочетаний или

предложений для их выделения в экспрессивно стилистических целях, в

условиях достаточной тесноты ряда, т.е. достаточно близко друг от друга,

чтобы их можно было заметить. Повтор слов, словосочетаний и предложений,

как стилистическое выразительное средство исследователи относят к разным

языковым уровням - к фонетическим (Арнольд), лексическим (Кухаренко),

синтаксическим (Гальперин). Мы рассматриваем их как фонетические

стилистические средства. Повтор одно из самых частых стилистических

средств в поэме Лонгфелло. Нет, пожалуй, ни одной строфы не говоря о главе,

в которых повтор не занимал бы ведущую роль. В поэме встречаются повторы

всех уровней языка, звуков или аллитерация, повтор слов, словосочетаний или

предложений, синтаксических структур. Кроме того, на всем протяжении поэмы

все эти виды повтора конвергируют, придавая сказу эпический песенный

характер.

Несмотря на то, что число повторов индейских реалий и их английских

эквивалентов значительно уступают числу повторов слов не отражающих

индейскую действительность (за счёт повтора предлогов, союзов, глаголов),

роль экспрессивно стилистической функции повтора индейских реалий в поэме

достаточно велика потому, что они отображают все стороны жизни индейцев

Оджибуэй и имеют разнообразную форму проявления. Это может быть повтор

самой индейской реалии

From the full moon, fell Nokomis,

Fell the beautiful Nokomis (III, 3-4)

повтор реалии через английский эквивалент

Chetowaik, the plover, sang them (Вст., 32)

повтор английского эквивалента

Filled the pipe with bark of willow

With the bark of the red willow (I, 23-24)

повтор соположения реалии и её английского эквивалента

Shingebis, the diver feared not,

Shingebis, the diver cared not (II, 174-175)

Характерной особенностью функционирования повторов индейских реалий и

их английских эквивалентов является повтор понятия через синонимы. Они

очень часто встречаются в поэме. Так, например, Song (The Song of Hiawatha)

повторяется через синонимы legends, Indian legends, traditions, stories,

ballads, nations legends, simple story, voices, inscription, letter,

перемежаясь с сочетанием this song of Hiawatha, которое в качестве рефрена

заключает последние пять строф вступления. Реалия wigwam повторяется как

lodge, home (lodge of snowdrifts – his home among the icebergs). Muskoday

через meadow, prairie:

On the Muskoday, the meadow,

On the prairie full of blossoms, (III, 15-16)

Hiawatha – a prophet, a deliverer

I will send a Prophet to you,

A Deliverer of the nations (II, 116-117)

В качестве повтора могут использоваться стилистические синонимы

In the vale of Tawasentha,

In the green and silent valley (Вст., 41-42)

Далее в работе повторы исследуются конкретнее с учетом их позиционных

и метрических особенностей, а именно: по их позиции в объединенных повтором

стихах, по степени тесноты ряда и глубине повтора (по количеству строк с

повтором одного слова или словосочетания). По позиции повторяющихся слов в

строке мы рассматриваем повтор – соположение реалии и ее английского

эквивалента, повтор – анафора, повтор – эпифора, анадиплозис или подхват,

цепь повторов и кольцевой повтор. Кроме того, в работе исследуется рефрен,

повтор слова, словосочетания, предложения, отличающийся от других видов,

значительной степенью расширения тесноты ряда, но позиционно имеющий формы

анафоры, эпифоры и рамочной конструкции.

3.5.1. Соположение индейской реалии и ее эквивалента

Семантизация индейских реалий в поэме осуществляется с помощью

перевода или перифрастического объяснения значения. Реалия и ее эквивалент

сопологаются в тексте поэмы или употребляются отдельно. Соположение реалий

и ее эквивалента уже само по себе представляет повтор, особенно если

эквивалент является перифразой или объяснением. В тексте эти сочетания

повторяются часто, так что когда речь идет о богах, героях, животных,

растениях, роль которых велика в жизнедеятельности людей, индейская реалия,

отражающая достоинства, недостатки, характер его носителя, может

восприниматься как имя или прозвище. Например, белый кролик Wabasso,

голубая цапля Shuh-shuh-gah, ржанка Chetowaik, дикий гусь Wawa, the loon

Mahng, the grouse Mushkodasa, the sturgeon Nahma (Mishe-Nahma), the

seagulls Kayoshk, the squirrel Adjidaumo, the pike the Maskenozha

(Kenozha), Kagh, the hedgehog, the West Wind Mudjekeewis первоначально, как

правило, называются индейскими и английским или английским и индейскими

словами одновременно, затем по мере того как идет рассказ одним из них, но

часто обоими:

Chetowaik, the plover, sang them,

Mahng, the loon, the wild-goose, Wawa,

The blue heron, the Shuh-shuh-gah,

And the grouse, the Mushkodasa!" (Вст., 32-35)

Oh, beware of Mudjekeewis,

Of the West-Wind, Mudjekeewis; (III, 34-35)

Smoked the calumet, the Peace Pipe (I, 30)

On the Muskoday, the meadow (III, 15)

“Do not shoot us, Hiawatha!”

Sang the robin, the Opechee,

Sang the bluebird, the Owaissa (III, 176-179)

Up the oak-tree, close behind him

Sprang the squirrel Adjidaumo (III, 181-182)

He had mittens, Minjekahwun (IV, 16)

Этот список и примеры можно было бы продолжать долго, потому что

большинство реалий из списка индейских слов, приложенного к поэме

многократно, употребляются соположенными в повествовании. Не

семантизируются в поэме такие реалии как pemican, wigwam, Mudway-aushka

(sound of waves), Minne-wawa (the sound of wind in the trees), totem, Ugh –

потому что pemican и wigwam, totem хорошо известны читателю, к тому же

wigwam заменяется его английским синонимом – lodge, а значения ugh – yes,

Mudway-aushka – звук волн, набегающих на берег, Minne-Wawa – звук ветра в

деревьях, Baim-Wawa – раскаты грома выводятся из контекста. Некоторые

индейские реалии и их английские эквиваленты не встретились в поэме в

повторе-соположении. Их перевод или объяснение дается в следующей строке

или в конце синтаксического целого, куда они входят.

Соположение индейских реалий и их английских эквивалентов играет очень

большую роль в создании национального колорита страны, где люди, животные,

растения и окружающая их природа (ландшафт), погода, явления природы

образуют гармоничное целое, в котором есть место и назначение каждому и

каждый на своем месте и в своем назначении так же важен, как и все

остальные, где ветры, бури, гром, молния могут иметь человеческий облик и

как человек влюбляться, страдать от неразделенной любви, жениться, бросать

жен, иметь детей, и в минуты трудности просить помощь у белки, чаек, бобра,

где не убивают животных, мясо которых они не едят или не носят их мех и

шкуру в качестве одежды, где человек, зная какую боль он причиняет

деревьям, срезая их ветви, просит их дать ему свою кору, ветви, кусочек

корня, чтобы построить лодку. Чтобы воссоздать атмосферу этого мира

Лонгфелло должен был наполнить его всеми: животными, насекомыми,

растениями, большими и маленькими, включить в повествовании реки, озера,

ручейки, горы, холмы, поля, леса, болота и назвать их в поэме индейскими

именами и не только упомянуть их мимоходом, а показать их каждодневное

сосуществование с человеком. Появляясь в повествовании в индейском и

английском звучании вместе, сопологаясь, привычные всем читателям, живущим

в северных и средних широтах белки, орлы, вороны, кролики, гусеницы, бобры,

ежи, крыжовник, голубика (blueberry), мята (spearmint), кузнечики, пауки

получают дополнительную окраску чего-то необычного, отличающегося от того,

что мы видим в повседневной жизни – ореол сказочности, экзотичности,

свойственных только стране древних индейцев Северной Америки.

У нас нет данных относительно того, содержат ли какие-то индейские

названия образное начало в своей этимологии. Текст поэмы дает возможность

предположить подобное. Гайавата благодарит белку и чаек, которые помогли

ему выбраться из чрева гигантского осетра Mishe-Nahma, заглотившего

Гайавату вместе с его лодкой.

"O my little friend, the squirrel,

Bravely have you toiled to help me;

Take the thanks of Hiawatha,

And the name which now he gives you;

For hereafter and forever

Boys shall call you Adjidaumo,

Tail-in-air the boys shall call you!" (VIII, 147-153)

"O ye sea-gulls! O my brothers!

I have slain the sturgeon, Nahma;

Make the rifts a little larger,

With your claws the openings widen,

Set me free from this dark prison,

And henceforward and forever

Men shall speak of your achievements,

Calling you Kayoshk, the sea-gulls,

Yes, Kayoshk, the Noble Scratchers!" (VIII, 177-186)

Внутренняя форма индейских реалий Adjidaumo и Kayoshk по-видимому, содержат

эти образы.

Соположение индейской реалии и ее эквивалента – прекрасный способ

семантизации значения индейского слова, который не требует усилий, чтобы

запомнить, что оно означает. Используя в повествовании то индейскую реалию,

где-то дальше английский эквивалент, Лонгфелло все время возвращается к

сочетанию индейского и английского слов на случай, если значение индейского

слова забудется. Например, ручей и птицы (синица, малиновка, козодой)

слушают Чибиабоса, музыканта и певца, друга Гайаваты, и просят научить их

слагать песни и исполнять их так, как он это делает. Слушают его и белка, и

кролик.

From the hollow reeds he fashioned

Flutes so musical and mellow,

That the brook, the Sebowisha,

Ceased to murmur in the woodland,

That the wood-birds ceased from singing,

And the squirrel, Adjidaumo,

Ceased his chatter in the oak-tree,

And the rabbit, the Wabasso,

Sat upright to look and listen. (VI, 31-39)

Yes, the bluebird, the Owaissa,

Envious, said, "O Chibiabos,

Teach me tones as wild and wayward,

Teach me songs as full of frenzy!"

Yes, the robin, the Opechee,

Joyous, said, "O Chibiabos,

Teach me tones as sweet and tender,

Teach me songs as full of gladness!"

And the whippoorwill, Wawonaissa,

Sobbing, said, "O Chibiabos, (VI, 40-49)

Когда Чибиабос погиб в XV главе и его оплакивали тот же ручей и те же

птицы, Лонгфелло использовал их английские и индейские названия.

Sighed the rivulet, Sebowisha,

Sang the bluebird, the Owaissa,

Sang the robin, the Opechee,

And at night through all the forest

Went the whippoorwill complaining,

Wailing went the Wawonaissa, (XI, 71-86)

Когда после страшной голодной зимы, унесшей жизнь любимой жены Гайаваты,

приходит весна, возвращаются птицы, Гайавата слушает их пение безмолвно и

печально. Перечисление всех вернувшихся птиц, их песни и щебетание в чаще и

на лугу только подчеркивают его горе (XXI, 112-135).

В эпизоде погони за По-Пак-Кивисом бобр, гром, молния упоминаются

несколько раз в их индейской и английской формах

"O my friend Ahmeek, the beaver, (XVII, 64)

"Yes!" replied Ahmeek, the beaver, (XVII, 98)

"Yes," the beaver chief responded, (XVII, 112)

Called Waywassimo, the lightning, (XVII, 315)

And the thunder, Annemeekee; (XVII, 316)

Then Waywassimo, the lightning, (XVII, 324)

Smote the doorways of the caverns, (XVII, 325)

And the thunder, Annemeekee, (XVII, 327)

Shouted down into the caverns, (XVII, 328)

Лонгфелло часто использует соположения индейского и английского слова

в перечислениях для создания национального колорита и в некоторых случаях

для усиления авторского посыла.

Чтобы защитить посевы кукурузы от болезней растений, насекомых, птиц,

грызунов и чтобы урожай был хороший жена Гайваты Minne-haha ночью своей

одеждой проводит магический круг вокруг поля.

"Thus the fields shall be more fruitful,

And the passing of your footsteps

Draw a magic circle round them,

So that neither blight nor mildew,

Neither burrowing worm nor insect,

Shall pass o'er the magic circle;

Not the dragon-fly, Kwo-ne-she,

Nor the spider, Subbekashe,

Nor the grasshopper, Pah-puk-keena;

Nor the mighty caterpillar,

Way-muk-kwana, with the bear-skin, (XIII, 54-65)

Перечисление всех насекомых и болезней, которых остановит магический круг,

подчеркивает уверенность индейской женщины, что волшебство поможет ей

вырастить хороший урожай. Во время молитв и семидневного поста, который

Гайавата держал, чтобы обратиться к Верховному Божеству с просьбой помочь

его народу найти новые способы добывания пищи помимо охоты, рыболовства и

сбора ягод и дикого риса, Гайавата видит птиц, на которых индейцы охотятся.

The pheasant Bena; the pigeon Omeme; wild-goose, Wawa; прерии Muskoday, the

meadow, на которых они собирают the wild rice Mahnomonee; the blueberry

Meenahga; the strawberry Odahmin; the gooseberry Shahbomin; the grapevine

Bemahgut. На озере он видит the sturgeon Nahma; the yellow perch Sahwa; the

pike the Maskenozha; the herring, Okahahwis; the Shawgashee, the crawfish и

спрашивает Хозяина жизни, Создателя, должна ли жизнь индейского народа

зависеть только от этой пищи (V, 17-50).

Некоторые сочетания реалии и ее английского эквивалента повторяются на

всем протяжении песни и создают локальный или временной фон событий.

Упоминавшийся выше отрывок из (XXI, 112-123), рисующий весело поющих птиц,

служит фоном вернувшейся весны, перечисление птиц, покинувшие место

обитания Kabibonokka – Северного ветра во II главе является предупреждением

другим более южным птицам, что давно наступила зима.

Who is this that dares to brave me?

Dares to stay in my dominions,

When the Wawa has departed,

When the wild-goose has gone southward,

And the heron, the Shuh-shuh-gah,

Long ago departed southward? (II, 159-164)

Поэтически образным показателем наступления ночи становится упоминание духа

сна Nepahwin и пения козодоя в нескольких эпизодах поэмы

When the mournful Wawonaissa

Sorrowing sang among the hemlocks,

And the Spirit of Sleep, Nepahwin,

Shut the doors of all the wigwams,

From her bed rose Laughing Water, (XIII, 78-82)

и др.

Когда Гайавата со своей невестой приближается к своим родным местам,

его встречают лесные обитатели земли Оджибуэев.

From his ambush in the oak-tree

Peeped the squirrel, Adjidaumo,

Watched with eager eyes the lovers;

And the rabbit, the Wabasso, (X, 245-248)

Watched with curious eyes the lovers. (X, 251)

All the birds sang loud and sweetly, (X, 253)

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8