Социологический анализ межнациональных отношений

наконец, роль культурного своеобразия в стиле отношений между республиками

и Центром.

Чеченский кризис с достаточной очевидностью продемонстрировал, что

стиль федеральных отношений могут определять не только экономические, но и

историко-культурные, и психологические факторы. Как же реально выглядят

проблемы культурных границ? Для того чтобы ответить на этот вопрос,

воспользуемся данными проведенных исследований.

Изучение культурной дистанции было одним из направлений в Проекте

«Национальное самосознание, национализм и регулирование конфликтов»,

который реализовывался в Российской Федерации в 1993—1996 годах.

Предметом исследования была социально-культурная дистанция, т.е.

измеряемая степень близости, или своеобразия, отличия (по Л. фон Визе,

«отчужденности», но в русском языке этот термин имеет смысл

«изоляционности» и потому менее пригоден). Анализировались не все элементы

культуры, а те из них, которые имеют социально-дистанцирующий смысл в

конкретных политических и экономических условиях. Скажем, для русских,

живших в автономных республиках РСФСР, где языком делопроизводства и

общения был русский, язык не был социально-разграничивающим фактором. Но

сейчас, когда в большинстве республик Российской Федерации официально

существуют два государственных языка и знание .языка титульной

национальности служит обязательным условием для занятия ряда должностей и

работы по определенным профессиям, в том числе связанным с доступом к

власти, для русских язык имеет социально-дистанцирующее значение.

Социально-культурная дистанция между титульными народами республик

Российской Федерации (на примере татар, якутов, осетин, тувинцев) и

русскими, живущими в этих республиках, рассматривалась в аспекте

сохраняющихся этнических особенностей, во-первых, социально-

профессиональной деятельности; во-вторых, идеологических ориентации; и в

третьих, представлений о нормативных ценностях.

В идеологической сфере были выделены ориентации людей на макроуровне —

относительно общественных отношений в стране в целом: о формировании

гражданского, плюралистического общества или, наоборот, возврата к прежним

порядкам; на мезоу-ровне — относительно групповых ценностей, например,

суверенитета республик, этнокультурного доминирования или культурного

плюрализма, а также таких ценностей, которые служат символом этноса —

родной язык, оценка исторического прошлого, ориентации на прошлое-будущее,

восток-запад.

В результате опросов было установлено, что в ориентациях на ценности

макроуровня дистанцированность между респондентами титульной национальности

и русскими либо статистически незначима, либо совсем небольшая. А самым

неожиданным было то, что они не так сильно отличались по республикам, за

исключением Северной Осетии. Например, среди «мер, которые могут улучшить

положение в стране» (ориентация на систему общественных отношений),

«развитие рыночных отношений» отметили треть татар и русских в Татарстане,

тувинцев и русских в Туве. В Саха (Якутии) ориентация на рыночные отношения

была даже выше. Но, вопреки ожиданиям, такой ориентации придерживались

больше якуты (53%), чем русские (43%).

А вот по групповым ценностям общины различаются более заметно. Скажем,

в отношении суверенитета в Татарстане у татар и русских более согласованные

установки, чем в Туве или Саха (Якутии), но везде у русских они ниже.

Установки на такую групповую ценность, как возрождение языка, культуры,

у титульных национальностей везде выше, чем у русских. Отвечая на вопрос:

«Какие условия сейчас более всего необходимы для возрождения вашего

народа?», в среднем 40% или чуть более татар, тувинцев, якутов, осетин

выделяли «поддержку языка», а до 60% и более (т.е. свыше половины) —

развитие национальной культуры. Среди русских в одноименных республиках

первую ценность выделили 9—14%, вторую — от 32 до 47%.

У русских ценности гражданского общества везде по значению выше, чем

развитие языка и культуры народа, у титульных же национальностей, наоборот,

везде заметно выше последние.

Высокая ориентация на возрождение национальных ценностей культуры

согласуется с большей «связанностью» титульных национальностей со своим

прошлым, в то время как в самооценках русских, как установлено Г.У.

Солдатовой, чаще встречается «устремленность в будущее».

Как уже отмечалось, культурная дистанция сопряжена с нормативной

культурой, что обусловило деление на общества с традиционной доминантой и

общества с современным «модернистским» кодом. Для выяснения вопроса о том,

сколь велика дистанция по этому признаку, мы изучили отношение

представителей указанных этносов, во-первых, к общечеловеческим ценностям;

во-вторых, к специфическим этнокультурным ценностям и предписаниям; и в

третьих, проанализировали психологический ракурс восприятия другой группы и

собственной этнической идентичности.

Материалы по регионам, где взаимодействуют разные культуры (и

православной, и мусульманской, и буддийской ориентации), свидетельствовали

о довольно высокой согласованности этнических групп в приверженности к

таким ценностям, как семья, образование, достаток, которые действительно

являются для народов Российской Федерации общими и которые можно считать

относительно неидеологизированными общечеловеческими ценностями.

В сельской среде, при значительном сходстве в целом, различия в

отношении к одним и тем же ценностям несколько больше. У титульных

национальностей выше ценность семьи, уважения людей и образования.

Последняя ценность больше характерна для так называемых модернизированных

культур, а это означает, что в селе также идут динамичные процессы. В

Татарстане, при наибольшем сходстве между титульной национальностью и

русскими не только в городе, но и на селе, татары в сельских условиях

отличаются именно ориентацией на образование.

А вот по специфическим культурным ценностям различие этносов,

естественно, еще значительное. И в этой сфере «культурные дистанции» играют

более существенную роль. Как уже говорилось, ценность родного языка

представляется титульным национальностям более значимой, что вполне

понятно, поскольку русский язык доминирует и сейчас, а языки других народов

только начинают возрождаться. Не случайно язык был основным идеологическим

символом уже в первых декларациях эстонского национального движения, а в

Российской Федерации — татарского национального движения.

Другой фактор, который, видимо, будет «набирать» силу разграничителя

этносов, — это различия в религии. Данные разных исследований показывают,

что, несмотря на достаточно активную атеистическую пропаганду в годы

советской власти, доля верующих не только среди титульного населения

республик (за исключением якутов), но и среди русских весьма высока: о

приверженности религиям заявили свыше 60% горожан, а в селах религиозность

у всех национальностей еще выше. Даже среди русских, у которых традиции

утрачены больше, чем у многих других народов, 60% горожан и еще больше

селян крестят детей, более 30% жителей сел отмечают Пасху, Рождество. При

этом религиозность русских выше в тех республиках, где более религиозной

является титульная национальность. Так, религиозность русских в Татарстане

в полтора раза выше, чем в Саха (Якутии). Но этот факт можно рассматривать

не только как барьерный. Мы не раз наблюдали, что религиозные люди могут

лучше понять религиозные чувства людей другой веры. Нельзя сказать что,

например, в Татарстане повышение религиозности в двух контактирующих

этнических общинах будет основным фактором способным увеличить этническую

отчужденность. Конечно, многое зависит от конкретной ситуации. Вариант,

когда религиозность не станет таким фактором, возможен при условии, если

отсутствует доминанта религиозно-фанатичного изоляционизма.

Высокая религиозность зафиксирована у людей в зонах открытых

межэтнических конфликтов, т.е. там, где у людей нет уверенности в

безопасности личности и семьи. Очевидный пример — осетины и русские в

Северной Осетии-Алании. Большинство осетин — христиане. И у них, и у

русских в этой республике доля верующих одна из самых высоких, и у русских

— не меньше, чем у осетин; достаточно высока она и среди молодежи обоих

этносов. Всем, кто был в этой зоне конфликтов, известно, что в стереотипе

«образа врага», сформированного вокруг ингушей, определенную роль сыграло

их мусульманство.

Названные тенденции, а также другие наблюдения дают основание для

вывода прежде всего о том, что нерационально дискутировать о роли религии

вообще в этнических границах и межэтнических конфликтах, неплодотворно

рассматривать даже роль конкретных религий (ислама, буддизма и т.д.) как

катализаторов или стимуляторов конфликтов.

При всех различиях в праздничной культуре, бытовых нормах поведения (в

отношениях старших и младших, в разделении мужских и женских ролей, нормах

воспитания детей и т.п.) все они большей частью касаются внутренней жизни

семьи, личной жизни человека. Они скорее различают нежели разделяют

этнические группы.

А вот что действительно определяет масштабы дистанции, так это те

элементы поведения, которым придается некое символизирующее и интегрирующее

значение. Как верно заметил Е. Шилз, традиции складываются не сами по себе,

их создают или изменяют люди.

Э. Хобсбаум говорит об «изобретенных» традициях, одни из которых

символизируют и выражают социальную близость, идентификацию сообществ и

наций, другие легитимируют статус, институты, авторитеты, третьи

социализируют определенные ценности, нормы, правила поведения. Собственно,

по тем же функциям можно классифицировать и не «изобретенные» традиции, а

направленно поддерживаемые или возрождаемые.

Все они создают определенный образ народа, который воспринимается

другими как более или менее сходный или отличный от собственного и, в

зависимости от ситуации «мира или вражды», стимулируемый или гасящийся. В

последние годы мы все были свидетелями того, как в глазах русских то

стимулировались представления об особости поведенческих стандартов

чеченцев, то, когда появлялись надежды на мир, поддерживался образ:

«чеченцы такие же люди, как мы».

Психологические механизмы «работают» на укрепление идентичности,

внутриэтнической консолидации и на сопоставление или противопоставление

этнических групп. Но очевидно, что большую роль в формировании социально

значимых отличий играет идеологический «настрой» элит, мобилизация ими

групп на конфликтный или кооперативный способ взаимодействия, нежели сами

культурно-различительные характеристики.

Проблемы взаимодействия культур

Проблемой политического звучания, а нередко и идеологического

противостояния является взаимодействие культур. Те или другие образцы

культуры передаются в силу объективных и субъективных обстоятельств. В

многонациональных городах и селах, на предприятиях и в учреждениях, на

соседских площадках и в дворовых коллективах люди разных национальностей не

могли бы общаться, если бы они не знали языка друг друга, обычаев, норм

поведения. Невозможно стать образованным человеком, не зная достижений

культуры других народов. В знании и использовании их у каждого человека

есть объективная потребность.

Но в то же время элементы культуры выступают и как своего рода символы

народа, этноса. Русская культура, русский язык в республиках СССР изучались

и принимались в большинстве случаев не только как необходимая часть

повседневной жизни в многонациональном обществе, но и как символ лояльности

государству, а нередко и престижности.

Изменение идеологии в союзных республиках СССР в ходе национальных

движений придало русской культуре другой образ. Для одних она осталась

необходимой частью мировой культуры, для других приобрела роль символа

колониального подчинения.

Если идеи, ценности, декларируемые государством, обществом,

поддерживаются действием, то они превращаются в реальность и влекут за

собой определенные последствия. Такое соединение общества и культуры

Тенбрук называет «бесшовным». Так было и с русской культурой, которая в

значительной мере символизировала собой государственную культуру и в этой

роли аккумулировала русскоязычную культуру других народов.

От потенциала культуры каждого народа, уровня межэтнического

взаимодействия, политики «на местах» существенно зависело и зависит теперь

глубина проникновения общегосударственной и русской культуры в жизнь людей

разных национальностей. По данному показателю (масштабам, глубине

проникновения) межкультурные взаимодействия делятся на четыре типа:

ассимиляция, аккультурация, кооперация и этнокультурный изоляционизм.

Ассимиляция — это процесс не только принятия членами той или другой

этнической группы культуры другого народа, но и изменение этнической

идентичности, самосознания людей.

Полной ассимиляции какой-то общности (речь не идет об отдельных людях)

в Советском Союзе и в России не было. Но были культуры, у которых их

объективированные формы теряли репрезентативность. Так было у коми, карел и

некоторых других народов. А.А. Кожанов, изучавший самосознание и культуру

карел в 70-х годах, с трудом находил у них объективированные черты

(например, в том, как держат рыбу карелы, когда ее чистят), в то время как

по самосознанию карелы не теряли своей идентичности.

Процесс, который имел место у таких народов, как карелы, коми, удмурты,

в какой-то мере якуты, мордва и ряд других, во взаимодействии с русской

культурой, называется аккультурацией.

Более редким явлением в нашей действительности за прошедшие 70 лет было

такое взаимодействие культур, которое можно было назвать кооперативным,

т.е. когда и русские, жившие в республиках, перенимали культуру титульных

народов. Чаще всего это касалось старожильческого населения, скажем, в

Якутии, на Кавказе, на идеологическом же уровне декларативно такой тип

поддерживался в Эстонии, Латвии, Грузии, Армении, на Украине.

Этнокультурный изоляционизм — это тип взаимодействия, характерный для

конфликтных отношений.

Обычно в этносоциологических исследованиях «закладывается» блок

этнокультурных ориентации: в повседневной бытовой культуре (обряды,

праздники, пища, одежда и т.п.), в профессиональной культуре (какую

литературу читают, театральные постановки смотрят и т.п.), в социальных и

нравственных ценностях. Результаты анализа всех этих показателей позволяют

судить о доминирующих типах межкультурного взаимодействия и его динамике.

Одна из трудных проблем, которую приходится решать этносоциологам при

интерпретации результатов исследований, — это определение того, в какой

мере ориентацию на русскую культуру и на культуру общецивилизационную

(читают и любят А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Д. Голсуорси, О. Бальзака, Б.

Шоу, слушают П.И. Чайковского, В.А. Моцарта, Л. Бетховена) следует

рассматривать как ориентацию на современную культуру в противовес

традиционной, а в какой — как ориентацию именно на русскую, английскую или

немецкую культуру. Вот почему социологи используют возможность сравнивать

культурные ориентации, идеи и ценности в системе, чего этнологи, историки и

даже культурологи сделать на одном и том же массиве не могут.

Сложной проблемой в современных исследованиях остается и выделение

элементов общероссийской культуры. Декларирование российской нации-

согражданства «россияне» пока еще не наполнено идеологическим и ценностно-

нормативным содержанием, которое могло бы стать репрезентативным. Это

порождает множество вульгаризаторских штампов, вроде идеи, содержащейся в

эмоциональной и мелодичной песне О. Газманова "С возвращением двуглавого

орла возвращается русский язык".

Этническое разнообразие культурных характеристик социальных групп. Роль

национальных школ

Как мы уже упоминали в начале главы, в культуре есть такие аспекты,

которые напрямую связаны с изучением социальной структуры общества. И,

конечно, они являются предметом изучения в этнической социологии.

Существуют разные подходы к измерению социальной структуры.

Этносоциологические исследования, которые проводились в 70—80-х годах, как

правило, исходили из характера и качества разделения труда,

производственных отношений. Различия социальных групп рассматривались с

учетом ценностей, норм, культурных интересов. Это было вполне естественно,

поскольку важно было показать не только разнообразие социальных делений у

разных народов, но и отличие самих социальных групп в них. Результаты

изучения изложены в публикациях тех лет и обобщены в специальных главах (5,

6) данного учебника. Выводы в целом сводились к тому, что в одинаковых

социальных группах у разных народов больше сходства, чем различий, что как

раз и подтверждалось образом жизни групп, ценностями, интересами в духовной

сфере. Но это не означало вообще отсутствия каких-либо различий. Они были,

и достаточно заметные, особенно в нормах бытовой жизни, семейных отношений

и т.п.

Некоторые народы не акцентируют модернистские ориентации, а, наоборот,

подчеркивают такие негативные стороны этого направления развития, как

экологические бедствия, зарегулированность, индивидуализация жизни,

преступность, наркомания. Вместе с тем вполне понятное отрицание

европоцентризма привело к подчеркиванию «своего пути», в котором

прослеживается архаизация социальных отношений. В таком случае уже не

столько квалификационные и профессиональные различия становятся социальными

разграничителями, сколько статусные различия традиционного общества:

возрожден институт старейшин, вновь приобретает значение принадлежность к

кланам, тейпам. «Новое» неравенство по сути связано с культурными

факторами; другой вопрос — кому это выгодно, какие новые элиты на этом

укрепляют свои властные позиции. Здесь просматривается определенная

тенденция: чем меньше могут общества, идущие тропой западной модернизации,

продемонстрировать свои успехи, тем глубже становятся основания для поиска

и утверждения «своих путей» развития.

В отличие от многих зарубежных исследований, которые ориентированы

специально на изучение предрассудков, агрессии, в отечественных

этносоциологических исследованиях сложилась традиция рассматривать

межэтнические отношения в континууме

«доброжелательные—нейтральные—негативные (неблагоприятные)».

Обострение межэтнических отношений, проявившееся и в ходе национальных

движений, межнациональных конфликтов и напряжений на постсоветском

пространстве и в Югославии, и в странах развитой демократии (в

Великобритании, Канаде, Бельгии), повысило научный и общественный интерес к

объяснительным моделям характера межнациональных отношений. Над ответами на

вопросы: почему возникают напряжения и конфликты? Какие условия

способствуют согласию и толерантным отношениям? Почему, казалось бы,

одинаковые условия взаимодействия одни воспринимают как конфликтные, а

другие адаптируются к ним? Какие группы населения обычно становятся

творцами «пороховой бочки», и кто «подносит к ней спичку»? — работают и

этносоциологи, и этнопсихологи.

Исторические и политические факторы в межэтнических взаимодействиях

Социальные психологи и социологи выделяют пять групп взаимозависимых

факторов, влияющих на межэтнические отношения, — исторические, социальные,

культурные, психологические (или их выделяют как личностные) и ситуативные.

Нам представляется целесообразным выделить еще и политические факторы.

Рассмотрим вкратце каждую из указанных групп факторов.

Среди исторических факторов, влияющих на межэтнические отношения,

безусловно важное значение имеют три класса явлений. Первый — это сам ход

исторических событий, в результате которых складывались отношения народов;

второй — исторические события, которые становятся каким-то символом в ходе

ныне развивающихся отношений; и третий — особенности историко-социального

развития народа, включенного в контакт.

Народы как большие социальные общности вступают в кон такт в результате

разных исторических обстоятельств. Когда выявляют межэтнические напряжения,

то чаще всего сосредоточивают внимание на завоеваниях, насильственных

присоединениях, колониальном прошлом. При этом учитываются разные типы

колонизации. Ведь, как известно, колониальные державы складывались не

только путем завоеваний, но и на основе добровольного присоединения, поиска

патронажа. Кроме того, известны случаи так называемой «народной»

колонизации. Имеет значение и то, какого типа отношения складывались с

метрополией. Историки выделяют, например, британский и французский типы

колонизации; так называемый внешний и внутренний колониализм.

На территории всего СССР и РСФСР, а теперь и России, мы имели

возможность наблюдать последствия исторически сложившихся отношений разного

типа. И практически каждый из них, сохраняясь в памяти народа,

манифестировался в разные исторические эпохи.

В Советском Союзе преимущественно декларировалось добровольное

присоединение, которое иногда находили и там, где его не было или оно было

вынужденным, а Российскую Империю хотя и называли «тюрьмой народов», реже

характеризовали как державу с колониями. Акцентировалась цивилизаторская,

патронирующая роль метрополии.

С началом национальных движений в Советском Союзе на территориях, где

они разворачивались, наоборот, манифестировалось колониальное прошлое

народов России, насильственный характер присоединения, ущерб от патронажа.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5