Успехи и недостатки теории Бора

характеризует признаки сходства и различия, как и функциональное

соответствие, но при этом отличается от последнего. Исследователь

утверждает, что дополнительность как отношение представляет собой

разновидность функционального соответствия и отличается от него прежде

всего тем, что выражает связь не стадий, а сторон, составных частей,

элементов системы как некоторой качественной определенности15.

Такие взгляды привели В.Т.Мещерякова к заключению, что в результате

изучения проблемы квантово-волнового дуализма и анализа отношения между

новой квантовой и старой классической теориями содержание физической теории

обогатилось двумя видами соответствия — функциональным и дополнительным. И

если функциональное соответствие отражает объективную преемственность в

развитии системы, то дополнительное соответствие само имеет объективный

характер, и, следовательно, дополнительность представляет собой не только

методологическое правило, сознательное приложение которого оказывается

эффективным в теоретической деятельности: объективная дополнительность как

фундаментальное свойство, присущее объекту познания, облегчает задачу

дальнейшего изучения отношений противоположностей16.

Другие авторы, и в частности И.С.Алексеев, Л.Б.Баженов, У.А.Раджабов, не

согласны с таким подходом, когда два принципа квантовой теории

рассматриваются в определенной иерархической зависимости: соответствие как

форма пояснения дополнительности или наоборот. Как считает И.С.Алексеев,

едва ли целесообразно в логическом отношении отдавать преимущество той или

иной идее. По его мнению, точнее будет трактовать эти принципы как два

разных частных проявления общей идеи «рационального обобщения» классической

физики. При таком толковании ни соответствие, ни дополнительность не

являются логически первичным принципом по отношению к другому. Исторически

первой появилась идея соответствия, ставшая концептуальной предпосылкой

дополнительности, с помощью которой впервые было осуществлено рациональное

обобщение классических представлений и признана необходимость

неклассического использования классических понятий в квантовой области.

Появление этой идеи фактически означало реализацию дополнительного способа

мышления17.

У последователей Бора тоже нет единого взгляда на логическую связь между

идеями соответствия и дополнительности. Одни авторы считают, что идея

соответствия — это специфическая характеристика квантового способа

описания. Идея соответствия представляет собой эпистемологическое ядро

копенгагенской интерпретации, поскольку дополнительность выражает

специфические особенности квантового обобщения. Другие авторы, например

Дж.Холтон, М.Джеммер, такой интерпретации не придерживаются.

Все эти рассуждения позволяют рассмотреть возможность определения

дополнительности как универсального принципа. Интеллектуальные интересы

Бора постоянно выходили за пределы физики, и поэтому вполне естественно,

что он пытался применить концепцию дополнительности к другим областям

человеческого знания.

Бор убежден, что квантовая теория дает «средство для освещения самых общих

вопросов человеческого мышления»21. Он видит аналогию между связью атомных

явлений с их наблюдениями и психологическими процессами, где трудно

отделить объективное содержание от наблюдающего субъекта. «...С одной

стороны, описание нашей мыслительной деятельности требует

противопоставления объективно заданного содержания и мыслящего субъекта, а

с другой, как уже ясно, — ...нельзя строго разграничить объект и субъект,

поскольку последнее понятие также принадлежит к содержанию. Из такого

положения вещей следует не только относительность зависящего от произвола

при выборе точки зрения значения каждого понятия или, вернее, каждого

слова; мы должны вообще быть готовыми к тому, что всестороннее освещение

одного и того же предмета может потребовать различных точек зрения,

препятствующих однозначному описанию. Строго говоря, глубокий анализ любого

понятия и его непосредственное применение взаимно исключают друг друга»22.

Бор переносит свою концепцию дополнительности и в область биологии. Он

обосновывает мысль, что два подхода — биологический и физико-химический —

дополнительны. Биологические и физические исследования несопоставимы,

поскольку для тех и других существуют свои ограниченные области реальности.

Ведь если мы представим полностью уничтоженный живой организм, то как мы

узнаем, какова роль отдельных атомов в жизненных процессах? Во всяком опыте

над живым организмом имеется некоторая неопределенность в физических

условиях, и поэтому «возникает мысль, что минимальная свобода, которую мы

вынуждены предоставлять организму, как раз достаточна, чтобы позволить ему,

так сказать, скрыть от нас свои последние тайны. С этой точки зрения самое

существование жизни должно в биологии рассматриваться как элементарный

факт, подобно тому, как в атомной физике существование кванта действия

следует принимать за основной факт, который нельзя вывести из обычной

механической физики. Действительно, существенная несводимость факта

устойчивости атомов к понятиям механики представляет собой близкую аналогию

с невозможностью физического или химического объяснения своеобразных

отправлений, характеризующих жизнь»23.

Согласно Бору, фундаментальное различие между биологическими и физическими

исследованиями делает невозможным установление твердых границ приложения

физических идей к решению биологических проблем, границ, которым

соответствовало бы в квантовой механике различие между причинным

механистическим описанием и описанием собственно квантовых явлений.

«...Сущность рассматриваемой аналогии,— пишет Бор,— это очевидное

антагонистическое отношение между такими типичными сторонами жизни, как

самосохранение и размножение индивидуумов, с одной стороны, и необходимое

для всякого физического анализа подразделение объекта — с другой»24. Бор

полагает, что биологические законы являются дополнительными к законам,

которым подчиняется неживая природа. Значение идеи дополнительности в

биологии ученый видит также в том, что «принцип дополнительности отвергает

всякий компромисс с каким-либо антирационалистическим витализмом», и в то

же время он «с равным успехом может служить разоблачению определенных

предрассудков так называемого механистического понимания»25.

В лекции «Философия естествознания и культуры народов», прочитанной в 1939

г. в замке Кронеборг, где развивалось действие шекспировского «Гамлета»,

Бор попытался приложить свою идею дополнительности к социологии. Опять же

идя по пути аналогий, он предположил, что «при изучении человеческих

культур, отличных от нашей собственной, мы имеем дело с особой проблемой

наблюдения, которая при ближайшем рассмотрении обнаруживает много

признаков, общих с атомными или психологическими проблемами»26. Далее Бор

говорит, что «особенно при изучении культур первобытных народов этнологи не

только отдают себе отчет о риске испортить такую культуру неизбежным

контактом, но встречаются, кроме того, и с проблемой воздействия таких

исследований на их собственную позицию как людей»27. «Я имею здесь в виду,—

поясняет он, — хорошо знакомое исследователям неизвестных стран потрясение

их собственных, до тех пор не осознанных предрассудков, которое они

испытывают, встретив неожиданную внутреннюю гармонию, которую человеческая

жизнь может представить даже при условиях и традициях, радикально отличных

от их собственных»28.

По мнению Бора, различные человеческие культуры дополнительны друг к другу.

При этом «каждая культура представляет собой гармоническое равновесие

традиционных условностей, при помощи которых скрытые потенциальные

возможности человеческой жизни могут раскрыться так, что обнаружат новые

стороны ее безграничного богатства и многообразия»29. Но поскольку нет

абсолютно самобытных культур, Бор и предположил, что в области этнографии

применима идея дополнительности, которая будет способствовать

взаимопониманию, ибо «в этой области не может быть и речи о таких взаимно

исключающих друг друга соотношениях, как те, которые имеются между

дополнительными данными о поведении четко определенных атомных объектов»30.

Полагая, что главным препятствием в установлении непредубежденных отношений

между различными человеческими культурами являются глубокие различия между

традициями, Бор считал, что эти различия исключают всякое простое сравнение

культур. И именно здесь велика роль дополнительности как средства,

позволяющего выйти из такого положения. Дополнительный способ мышления

может открыть большие перспективы для гуманитарных исследований. Суть же

последних состоит в том, чтобы «все больше и больше расширяя наши знания по

истории развития культуры, способствовать тому постепенному устранению

предубеждений, которое является общей целью всех наук»31.

Аналогичным образом Бор рассматривает и отношения между наукой и

искусством, между наукой и религией. Кроме того, он предполагает, что

положение отдельного индивида в обществе описывается типично

дополнительными характеристиками, которые зависят от соотношения (весьма

подвижного) между личностными ценностями и общественными нормами. Общую

цель всех культур Бор видит в теснейшем сочетании «справедливости и

милосердия, какого только можно достигнуть; тем не менее следует признать,

что в каждом случае, где нужно строго применить закон, не остается места

для проявления милосердия, и наоборот, доброжелательство и сострадание

могут вступить в конфликт с самими принципами правосудия. Во многих

религиях этот конфликт иллюстрируется мифами о битвах между богами,

олицетворяющими такие идеалы, а в древневосточной философии это

подчеркивается следующим мудрым советом: добиваясь гармонии человеческой

жизни, никогда не забывай, что на сцене бытия мы сами являемся как

актерами, так и зрителями»32.

Рассуждая на основе метода аналогии и выявляя общие черты микрообъектов,

живых организмов, сознания, общества и человеческих культур, Бор превратил

свой принцип дополнительности из физического в универсальный философский

принцип с наиболее общим методологическим значением. «В общефилософском

аспекте, — писал он, — знаменательно здесь то, что в отношении анализа и

синтеза в других областях знания мы встречаемся с ситуациями, напоминающими

ситуацию в квантовой физике. Так, цельность живых организмов и

характеристики людей, обладающих сознанием, а также и человеческих культур

представляют черты целостности, отображение которых требует типично

дополнительного способа описания. Передача опытных фактов в этих обширных

областях знания требует богатого словаря, а из-за того, что словам иногда

придается различный смысл, и прежде всего из-за различия в принятых в

философской литературе толкованиях понятия причинности, цель такого рода

сопоставлений часто понималась превратно. Но постепенно развитие

терминологии, пригодной для описания более простой ситуации в области

физики, показывает, что мы имеем здесь дело не с более или менее туманными

аналогиями, а с отчетливыми примерами логических связей, которые в разных

контекстах встречаются в более широких областях знания»33.

Концепция дополнительности Бора, — по словам Л. де Бройля, одна из наиболее

оригинальных идей — вызвала много споров и дискуссий, которые не

прекращаются и сейчас. По поводу дополнительности высказываются самые

различные точки зрения и самые противоречивые оценки. Здесь налицо весь

спектр мнений: от полного признания взглядов Бора до полного и

категорического их отрицания. И это не случайно. Бор делил истины на две

категории, о которых мы уже неоднократно говорили. Дополнительность

относится, по его терминологии, к категории «глубоких истин». Именно

поэтому она и составила предмет горячих споров и долгих дискуссий, стала

объектом обширнейших исследований. Как совершенно справедливо отметил

С.В.Остапенко, квантовая механика поставила человека в ситуацию, когда

вековая психологическая потребность в твердом и однозначном ответе на все

вопросы явно вступила в противоречие с реальностью, о чем свидетельствует

современный этап развития научного познания34.

Необходимо отметить, что и в рамках копенгагенской интерпретации квантовой

механики по поводу идеи дополнительности существовали серьезные

разночтения. Даже сторонники Бора не имели единого мнения относительно

дополнительности. Образно говоря, копенгагенская интерпретация — это не

единая позиция, а единый фронт взаимно дополнительных позиций. По мысли

К.Вейцзеккера, эта интерпретация хотя и корректна и неизбежна, но никогда

не была полностью ясна и сама нуждалась в интерпретации. Да и философская

интерпретация дополнительности представляет собой проблему. И если

Вейцзеккер пытался понять сущность дополнительности в свете философии

Канта, то другие авторы трактовали ее с позиций прагматизма. Если П.Иордан

смотрел на дополнительность через призму позитивизма, то Л.Розенфельд —

ближайший сотрудник Бора — обращался к диалектическому материализму, а сам

Бор вообще воздерживался от развернутой и однозначной философской оценки.

Разногласия относительно дополнительности в копенгагенской школе квантовой

механики послужили одной из причин того, что идея дополнительности не

получила полного признания. И в то же время М.Джеммер утверждал, что после

1927 г. в течение двух с половиной десятилетий эта идея стала единственной

общепризнанной концепцией и осталась таковой до сих пор для большинства

физиков35. Другой причиной отсутствия полного доверия к взглядам Бора было

то, что идея дополнительности не может быть выведена непосредственно из

квантовой механики. И это самый серьезный упрек в адрес данной идеи:

действительно, из математического формализма квантовой механики она не

выводится. Однако это не недостаток идеи дополнительности, а скорее ее

достоинство. Именно поэтому дополнительность предстает перед нами как

высшая форма качественного объяснения, и нет никакой необходимости искать

указаний на то, какой математический формализм за нее ответствен. От

качества нельзя требовать выводимости его из количества. Так, например, на

основе понятия «вода» нельзя делать заключения, из какого количества воды

складывается капля или море. Наконец, существенно и то, что, как отмечал

П.Фейерабенд, идея дополнительности не представляет собой «последнее

слово». Естественно, в сегодняшнем своем виде она вообще не может быть

«последним словом», так как ничто не может претендовать на статус

«абсолютной истины». Однако согласно принципу соответствия, как бы ни

изменялась в будущем идея дополнительности, взгляды Бора останутся в

золотой сокровищнице человеческого познания.

Современные альтернативы концепции дополнительности, как считает В.П.Хютт,

могут быть разделены на три группы: 1) математико-физические альтернативы,

основанные на надежде так изменить уравнение Шредингера, чтобы стало

возможным вывести «скрытые параметры» и тем самым узаконить классическую

онтологию; 2) математико-логические альтернативы, в рамках которых

формализм квантовой теории сохраняется, но пересматривается логика перехода

от экспериментальных данных к физическому их толкованию таким образом, что

будут опровергнуты фундаментальные методологические принципы дуализма,

неопределенности и дополнительности; 3) критика методологических и

философских оснований данной концепции, поскольку полный отказ от идеи

дополнительности без критики и объяснения ее сущности не есть положительная

разработка проблемы, тем более что в квантовой механике она является

принципиально необходимой для интерпретации последней. Общим для всех этих

альтернатив является стремление преодолеть идею дополнительности, утвердить

онтологию классической физики, закрепить представления классической физики

о микрообъектах как классических частицах, движущихся по строго

определенным траекториям и подчиняющихся строгому лапласовскому

детерминизму.

Что касается альтернатив первого типа, то вопреки стараниям приверженцев

теории «скрытых параметров» она до сих пор не достигла каких-либо успехов.

И, на наш взгляд, прежде всего потому, что подобные попытки, как и сама

гипотеза «скрытых параметров», по крайней мере в нынешних ее вариантах, не

отвечают принципу простоты.

Характерным примером второго типа альтернатив являются идеи К.Поппера. Как

было показано Фейерабендом, взгляды Поппера представляют собой некую смесь

мыслей Бора, идей вероятностной логики, а также идеи «скрытых параметров»,

поскольку Поппер приписывает частицам точные координаты в данный, точно

определяемый (фиксируемый) момент времени. По мнению В.П.Хютта, концепция

Поппера близка к теории квантовых ансамблей Д.И.Блохинцева, которую в свое

время критиковал В.А.Фок.

К третьему типу альтернатив концепции дополнительности относят, например,

критику, которую развивают М.Бунге и И.Лакатоши. Согласно Бунге, концепция

дополнительности не является частью или разделом квантовой теории. Идея

дополнительности, считает он, хотя и выглядит разумной в квантовой теории,

когда люди мыслят с помощью классических образов, в наше время исчерпала

свои потенции. Сегодня эта идея стала оправданием неясности и

противоречий36. Но это еще не все: Бунге отрицает также всеобщий характер

связи между массой и энергией, соотношение неопределенностей энергии-

времени, существование виртуальных квантов. Но такая «философия физики»,

которая позволяет отрицать основные законы природы, едва ли объективна, как

на то претендует ее автор.

В историческом плане в обсуждении методологических и философских проблем

квантовой теории, согласно А.Поликарову, отчетливо выделяются три основных

этапа. Первый этап определяется становлением квантовой механики, которая

предстает как контраверсия многим физическим и философским идеям. На этом

этапе происходит интереснейшая и плодотворная дискуссия между Бором и

Эйнштейном, выступавшим против дополнительности. Начало 50-х годов стало

началом второго этапа, связанного с дискуссиями по фундаментальным

проблемам квантовой теории. Линия Эйнштейна была продолжена в работах

Д.Бома и Л. де Бройля, которые попытались реализовать идею «скрытых

параметров» и вернуться назад, к классическим представлениям. Современный

этап, начавшийся в середине 60-х годов, характеризуется тем, что вновь

значительно повысился интерес к философским проблемам квантовой теории, и

более всего — к проблемам причинности в частности и детерминизма в целом37.

Остановимся кратко на основных контраверсиях. Эйнштейн полагал, что хотя

квантовая теория удовлетворительно объединяет описание корпускулярных и

квантовых свойств материи, но принципиально неудовлетворительно в ней

отношение к тому, что, с его точки зрения, является «высшей целью всей

физики: полному описанию реального состояния произвольной системы

(существующего, по предположению, независимо от акта наблюдения или

существования наблюдателя)»38. Такой классический идеал физической картины

мира был единственно приемлемым для Эйнштейна, и поэтому объективно

реальным ученый считал то, что относится к объектам. Иными словами,

объективная реальность — это объектная реальность. А так как реальность не

зависит от какого-то измерения или наблюдения, то все измерительные

процедуры и условия наблюдения с этих позиций необходимо рассматривать как

субъективные, поскольку они относятся к познанию объективной, т.е.

объектной, реальности, но не к ней самой. Поэтому Эйнштейн считал, что

нельзя согласиться с истинностью теоретического описания, если оно зависит

от наблюдения, как того требует концепция дополнительности.

В качестве контраверсии такому классическому пониманию физической

реальности, в соответствии с которым объективное значит объектное, Бор

выдвигает свое «рациональное обобщение», расширяющее понятие объективного.

Согласно Бору, объективны не только объектное и не только характеристики

исследуемого объекта — объективны также приемы исследования и

характеристики приборов и измерительных процедур. Понятие объективного у

Бора выходит за традиционные, классические рамки и включает представление о

том, что относится к приборам и измерительным процедурам, т.е. о том, что с

классических позиций считалось субъективным. Если в классической физике

граница между субъективным и объективным была абсолютной, то в физике

микромира она становится относительной. Диалектический путь познания как

восхождение от абстрактного к конкретному в данном случае реализуется как

отрицание абсолютной границы между субъективным и объективным и требует

понимания ее относительности.

Само объективное существование кванта действия является причиной того, что

«поведение атомных объектов невозможно резко отграничить от их

взаимодействия с измерительными приборами, фиксирующими условия, при

которых происходят явления»39. Эта невозможность установления твердых

границ между объектом и прибором лишает смысла классическое представление

об абсолютно фиксированном различии между прибором и объектом.

Противопоставление объекта и прибора оказалось не абсолютным, а сами они —

не независимыми друг от друга, причем их взаимозависимость, как выяснилось,

определяется экспериментальными условиями. Но поскольку в соответствии с

классической позицией то, что относится к прибору, субъективно, постольку

допущение относительности границы между прибором и объектом приводит, если

следовать за Эйнштейном, к отказу от изучения природы как объективной

Страницы: 1, 2, 3