Социальные ограничения: содержание, структура, функции

Социальные ограничения: содержание, структура, функции

СОЦИАЛЬНЫЕ ОГРАНИЧЕНИЯ:

СОДЕРЖАНИЕ, СТРУКТУРА, ФУНКЦИИ.

Данная работа посвящена исследованию такого явления как социальные

ограничения. Все мы постоянно встречаемся с этим социальным феноменом, но

его исследований почему-то нет. В имеющихся исследованиях этой проблемы она

представлена либо фрагментарно, либо в иных ракурсах. В данной работе

предпринята попытка рассмотреть социальные ограничения в целостном и

системном виде. Эта работа может представлять интерес для философов,

социологов, политологов и всех интересующихся социально-гуманитарной

проблематикой.

СОДЕРЖАНИЕ:

Введение. …………………………………..…………..…………...

Глава 1. Общие теоретико-методологические предпосылки исследования

социальных ограничений. …………………….

1.1. Определение социальных ограничений. …………………...

1.2. Онтологические и гносеологические проблемы исследования социальных

ограничений. ………………………………………...

Глава 2. Структура и сущность социальных ограничений.

2.1. Базовые формы социальных ограничений. ………………...

2.2. Особенности системы социальных ограничений. ………….

2.3. Структура социальных ограничений. ……………………....

Глава 3. Основные функции системы социальных

ограничений. …………....………………..……………………

3.1. Функции первичных социальных ограничений. …..…..….

3.2. Функции вторичных социальных ограничений. ………….

Заключение. ………..…………....……………………………….

Литература. ….…………………..………………………………

ВВЕДЕНИЕ.

Социальные ограничения… С одной стороны, это что-то такое (до боли)

знакомое, интуитивно ясное, само собой разумеющееся, то, с чем все мы

сталкиваемся на каждом шагу своей социальной жизни, не задавая себе

вопроса: а что же это такое на самом деле, каково их содержание, структура,

функции, результаты. Зачем вообще эти ограничения нужны, откуда и почему

они появились, кто и кого ими ограничивает? Казалось бы, исследуй эту

проблему сколько хочешь, бери культуру, или её фрагменты – право, мораль,

язык, определяющие, что можно, а что нельзя говорить и делать, а значит и

задающие какие-то социальные границы, ограничения, но почему-то таких

исследований не заметно. Точнее, они есть, но все как бы о чём-то другом,

не о том, не о социальных ограничениях. Размышляя об этом, С.Г. Кара-Мурза

писал: «Представления нашей интеллигенции о свободе оказались предельно

аутистическими. Никаких размышлений о структуре несвободы, о её

фундаментальных и вторичных элементах не было»(191, с.407).

О чём же тогда у нас предпочитают писать, имплицитно подразумевая

социальные ограничения, то есть вроде бы и о том, но в то же время не об

этом? Например, у нас написано очень много исследований о тоталитаризме

(См. напр. 6,20,41,57,61,67,86,92,212,392,393,394,506), о преследовании там

инакомыслящих, подавлении свобод, лишении прав, беззакониях. Вроде бы ясно,

если где-то тоталитаризм – значит свободы, социальной, по крайней мере, там

нет, значит много социальных ограничений. А если либерализм, «свободный

рынок», то значит, социальных ограничений мало, или их может быть совсем

нет? Почему же тогда Н. Луман считает, что там, где применяется насилие,

власть исчезает? (См. 258). Может быть в тоталитарных, репрессивных режимах

нет власти, которая может кого-то ограничивать и подавлять? Или может быть

дело здесь в другом, и надо просто поменять ракурс видения проблемы и вести

речь не о «демократии», «либерализме», «тоталитаризме», а разбирать

содержание, структуру и функции социальных ограничений (и свобод) в каждом

конкретном случае, сравнивая их? Однако, об этом сторонники тех или иных

социальных проектов, идеологий, программ, концепций и реформ предпочитают

умалчивать. Обычно они или манят нас обещаниями свободы и светлого

будущего, или просто говорят «так надо», «иного не дано», «коней на

переправе не меняют», «таков магистральный путь развития цивилизации» или

(и) законы «свободного рынка» (смены общественно-экономических формаций). А

может быть стоит несколько изменить постановку вопроса и спрашивать не о

том, что тот или иной проект даст, а что он у нас возьмёт, что мы потеряем

в результате его реализации, в чём он нас ограничит? Например, каковы

изменения в структуре социальных ограничений для идущих по этому

«магистральному пути»? Об этом обычно ничего не говорят, и не случайно:

ясное понимание содержания и структуры социальных ограничений,

претерпевающих изменения в результате реализации какого-либо социального

плана или проекта даёт возможность объективного понимания и оценки его

целей и сути, лишает возможностей манипуляций сознанием, позволяет сделать

осознанный выбор и занять чёткую позицию, а это создателям социальных

ограничений обычно не нужно.

Поэтому и неудивительно, что исследований социальных ограничений в

прямом, а не в опосредованном виде у нас нет. То, что они, возможно,

имеются где-либо за рубежом, на иностранных языках, ситуации для нас не

меняет, ибо они остаются для нас «вещью в себе», к тому же, как известно,

далеко не все исследования доходят до открытой печати (о системе закрытых

научно-исследовательских институтов на Западе см. 198). Во всяком случае,

найти исследований по социальным ограничениям в каталогах ведущих научных

библиотек РФ – РГБ, ИНИОН РАН и других автору не удалось. Даже такого

словосочетания как «социальные ограничения» в систематических каталогах

этих библиотек нет. Это означает, что нет не только соответствующих

исследований, но и сама проблема фактически не поставлена. Сходную ситуацию

мы имеем и в предметных указателях к собраниям сочинений Аристотеля,

Гегеля, Гоббса, Канта, Маркса и Энгельса, Платона, В.С. Соловьёва, Шеллинга

и других авторов (См. 19,98,112,184,270,327,365, 456). Особенно пикантным и

странным это выглядит в случае Маркса и Энгельса, тем более что очевидно

присутствие у них этой темы. «Разделение труда внутри современного общества

характеризуется тем, что оно порождает специальности, обособленные

профессии, а вместе с ними профессиональный идиотизм»(270-Т.4, с.159), -

писал К. Маркс.

Получается, что с одной стороны, например вся законодательная

деятельность представляет собой изменение структуры социальных ограничений,

а с другой стороны такой проблемы в сочинениях крупнейших социальных

философов как бы нет.

Представляется, что это следствие известной табуированности,

вытесненности в подсознание этой темы. Подобная ситуация не случайна и

психологически понятна: если свобода представляется нам чем-то

положительным и приятным, то противоположное ей, в том числе ограничения

вытесняется из ориентированного на удовольствия внимания. Видимо поэтому,

мы имеем популярную идеологию либерализма, но не имеем идеологии

«детерминализма», которая завлекала бы в свои ряды поклонников ценностью

детерминации. Соответственно и сочинений о свободе существует немало (См.

45,76,233,254).

С другой стороны, исследование какого-либо вопроса неизбежно

предполагает его анализ, то есть, по сути, разложение на части, что можно

интерпретировать как разрушение. В случае социальных ограничений это может

сознательно или бессознательно пониматься как угроза анархии и хаоса, в

результате разрушения социальных границ и норм. Поэтому, мы оказываемся

перед выбором: или продолжать жить в имеющейся структуре социальных

ограничений, принимая законы «Об ограничении…» без ясного понимания, что же

это такое, а значит, испытывая от них оправданные или неоправданные

неудобства, или попытаться как-то исследовать этот вопрос, разобраться в

данной проблеме.

Непоставленность вопроса о социальных ограничениях, следовательно,

требует дать определение этому понятию, что и будет сделано ниже, и,

естественно, существенно затрудняет исследование, делая его вынужденно

неполным и требующим дальнейших разработок.

Однако на пути исследования этой проблемы стоят не только политические

и социально-психологические препятствия, но и методологические. Дело здесь

в том, что исследование этого вопроса требует комплексного и

междисциплинарного подхода, иначе мы получим социально ограниченное

исследование социальных ограничений. Это произойдёт потому, что любая

частная гуманитарная или социальная наука ограничена (социально!) полем и

предметом своего исследования и господствующей научной парадигмой,

предполагающей определённую теорию и методологию познания и исследования.

Следовательно, при разработке этой темы необходим синтез философских,

культурологических, социологических, политологических и исторических

методов исследования и подходов при естественном преобладании философского.

Необходимость преодоления социальной ограниченности в исследованиях

социальных ограничений делает оправданным творческое использование принципа

всеединства, разработанного в частности В.С. Соловьёвым, в более

современной форме системного подхода. Этот подход предполагает понимание

ограниченности, неполноты и частичной истинности отдельных философских

систем и социально-гуманитарных подходов, попытку отделения в них истинного

от ложного и синтез истинного в рамках собственной концепции. По методу

А.Ф. Лосева: «У меня своё… Я… от всех беру и всех критикую»(252, с.47).

Целями исследования являются как постановка проблемы социальных

ограничений и введение этого вопроса в сферу научного исследования и

обсуждения, так и разработка на основе анализа и изучения уже имеющихся

материалов по данной проблеме собственной модели социальных ограничений и

использование её для исследования и описания ряда социальных феноменов.

Степень философской и научной разработанности данной проблемы

определяется с одной стороны тем, что эксплицитно, явно она не выступала в

качестве темы специального исследования, но имплицитно или фрагментарно она

находила своё выражение в разных аспектах в трудах очень многих мыслителей

и учёных прошлого и настоящего, например у Лао-цзы, Конфуция, Платона,

Аристотеля, Цицерона, Э. Роттердамского, Н. Макиавелли, Б. Спинозы, Т.

Гоббса, Д. Юма, Б. Мандевиля, И. Канта, Гегеля, М. Штирнера, К. Маркса, Ф.

Энгельса, Ф. Ницше, О. Шпенглера, М. Вебера, В.И. Ленина, В.С. Соловьёва,

Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева, Н.А. Бердяева, С.Л. Франка, П.А.

Сорокина, Б.П. Вышеславцева, Н.Н. Алексеева, С.А. Левицкого, М. Хайдеггера,

М. Фуко, Д. Белла, К. Поппера, Т. Парсонса, Л. Ларуша, Н. Лумана, К.

Хюбнера, А. Макинтайра, С. Московичи, Р. Арона, Г. Маркузе, Х. Арендт, Ж.

Деррида, Р.А. Уилсона и многих других авторов.

Среди работ современных российских авторов, затрагивающих эту проблему

можно выделить работы Ю.П. Аверина, Л.Ф. Авилова, А.А. Агамова, Ю.К.

Бегунова, М.Б. Бекова, Л.Е. Бляхера, А.П. Большакова, В.И. Бородкина, А.В.

Бузгалина, И.М. Быховской, И.В. Василенко, К.С. Гаджиева, И.А. Гобозова,

Э.Н. Грибакиной, Н.И. Даниловой, Б.А. Диденко, Г.Г. Дилигенского, А.Г.

Дугина, Ю.А. Ермакова, А.А. Зиновьева, С.П. Золотарёва, А.Г. Зуба, А.А.

Кара-Мурзы, С.Г. Кара-Мурзы, Р.Х. Кочесокова, О.Л. Краевой, В.В. Крамника,

А.И. Кугая, Е.С. Курбановой, В.А. Кутырёва, В.А. Лисичкина и Л.А. Шелепина,

С.П. Лужницкого, В.П. Макаренко, С.А. Макеева, С.А. Модестова, К.Х.

Момджяна, Л.С. Николаевой, А.В. Новикова, А.С. Панарина, Э.А. Позднякова,

А.Г. Погоняйло, В.С. Полосина, П.А. Сапронова, Э.Г. Соловьёва, В.Г.

Тахтамышева, Ж.Т. Тощенко, Г.Л. Тульчинского, Е.М. Харитонова. В них

разобраны, в частности, такие непосредственно связанные с социальными

ограничениями вопросы как социальная монополия (30), социальный хаос (54),

социальная деградация (188), социальное неравенство (117), социальная

мобильность (69, 261), социальный контроль (309), глобализация (246, 322),

манипуляция сознанием (158, 191), свобода (7), власть (1, 357, 434),

политика (29, 111, 331), тоталитаризм (92, 212), либерализм (168), насилие

(217), информационная война (245), традиция и современность (152),

психофизический потенциал человека и общество (5, 66, 213) и другие. Однако

проблема социальных ограничений в целом в них не ставится, что

свидетельствует о наличии существенного, но восполнимого, с учётом уже

проделанных исследований, пробела в социально-философском знании.

Значительный вклад в разработку проблемы социальных ограничений внесли

авторы социально-критической ориентации, особенно исследователи и критики

тоталитаризма: мыслители Франкфуртской школы, Т. Веблен, М.С. Восленский,

Р. Генон, Г. Дебор, Ж. Делёз и Ф. Гваттари, М. Джилас, Т. Дичев, Ж. Желев,

Э. Канетти, И.А. Ильин, Т. Лири, И.Л. Солоневич, Э. Саттон, Ю. Эвола, Р.

Эпперсон, Ф.Г. Юнгер и многие другие. Вообще следует отметить, что любая

социальная критика так или иначе направлена против тех или иных социальных

ограничений, поэтому на основе её анализа и синтеза выявляются содержание и

структура тех социальных ограничений, против которых она направлена.

Поднимался этот вопрос и в советской литературе, в частности в работах

Т.М. Алпеевой, А.А. Богданова, А.А. Галкина, С.А. Гомаюнова, В.В.

Заплетина, С.Н. Зимовца, Г.В. Кончакова, С.А. Макеева, Л.Н. Москвичёва,

В.П. Фёдорова, Ю.М. Шейнина и других авторов. «Свобода в человеческом

обществе не может носить абсолютный характер. Она всегда ограничена – в

ущерб одним и на благо другим. Ограничение свободы имеет двоякую природу –

социальную и естественноисторическую. Что касается социальных ограничений,

то в антагонистическом обществе они отнюдь не совпадают с «категорическим

императивом» Канта»(454, с.64-65). «Тенденция развития коммунистического

общества состоит в том, чтобы вплотную приблизить социальные ограничения

свободы человека к естественноисторическим ограничениям»(454, с.66), -

писал Ю.М. Шейнин. На этом рассуждения этого автора о социальных

ограничениях заканчиваются. Как видно словосочетание «социальные

ограничения» у Ю.М. Шейнина есть, а определения его как понятия нет.

Совершенно очевидно, что проблема социальных ограничений диалектически

связана с проблемой свободы, особенно социальной. «Всякое осуществление

свободы может казаться в то же время её обеднением и в пределе – её

самоотменой. Всякий акт выбора уже как бы отменяет свободу… ограничивает и

обязывает выбравшего. Выбирающий волен в своём выборе до конца, выбрав же,

он уже невольно становится рабом объекта выбора. Свобода тут

материализуется, отяжелевает и тем самым становится необходимостью.

Необходимость и есть ставшая свобода – свобода, ставшая бытиём»(233,

с.136), - писал С.А. Левицкий. А это значит, что проблема ограничений, в

том числе социальных имплицитно ставится и решается именно в философии

свободы, о которой в истории философской мысли написано немало, хотя

понимается она естественно различно.

«Но вот в чём вопрос: существует ли единая проблема свободы?

Действительно ли о свободе во все века спрашивают одинаково? Разве

глубокомысленный миф из платоновского сочинения о государстве, согласно

которому душа в своём состоянии до рождения сама избирает себе жизненный

жребий, …сводится к тому же самому, что и понятие свободы, которое

господствовало, скажем, в нравственной философии стоиков, с непреклонной

решимостью говорившей: единственный способ быть несвязанным и тем самым

свободным – это не привязываться сердцем ни к чему, что не в нашей воле? …И

та же ли самая это проблема, когда мы в нашу эпоху естественных наук ставим

вопрос: как надо понимать возможность свободы перед лицом сплошной

детерминированности природных процессов… Проблема, поставленная вообще, -

это как вопрос, ни разу не заданный по настоящему. Каждый по настоящему

заданный вопрос мотивирован»(90, с.32-33), - писал Г.-Г. Гадамер. Именно

поэтому вопрос о социальных ограничениях должен быть поставлен и, насколько

это возможно, разрешён.

ГЛАВА 1. ОБЩИЕ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ИССЛЕДОВАНИЯ

СОЦИАЛЬНЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ.

1. Определение социальных ограничений.

«Язык, - писал М. Хайдеггер, - есть дом бытия. В жилище языка обитает

человек. Мыслители и поэты хранители этого жилища. Их стража –

осуществление открытости бытия, насколько они дают ей слово в своей речи и

тем самым сохраняют её в языке»(338, с.314). Приняв тезис Хайдеггера за

аксиому, можно сделать вывод: определив, что есть социальные ограничения в

языке, мы тем самым выясним и то, что они есть, то есть их онтологический

статус.

Однако, на нашем пути к прояснению сущности социальных ограничений

существуют определённые препятствия. «Внутри слова – вот на самом деле

способ, каким мы говорим… Самозабвение принадлежит к существу языка. По

этой именно причине прояснение понятий… может быть всегда лишь частичным.

Оно бывает полезным и нужным лишь там, где либо помогает раскрыть сокрытие,

происходящее из-за отчуждения, одервенелости языка, либо заставляет

разделить языковую нужду, достичь необходимой напряжённости в осмыслении

чужой мысли… Только тот мыслит философски, кто перед лицом имеющихся в

языке выразительных возможностей чувствует недостаточность…»(90, с.36), –

писал Г.-Г. Гадамер.

Понимая невозможность абсолютно точного и однозначного определения

социальных ограничений (с этим согласны не все - См. 50), которые,

существуя как словосочетание в языке уже как-то определены через

предрассудочное предзнание и понимание которых зависит от контекста, в

котором они употребляются (как, впрочем, и контекст зависит от них) и от

интерпретации интерпретатора, автор не претендует на достижение полной

ясности в своём определении. Как известно, Л. Витгенштейн, поставивший себе

задачу предельного прояснения всех понятий, в итоге зашёл в тупик и в конце

своего «Логико-философского трактата» признался: «В самом деле, существует

невысказываемое. Оно показывает себя, это – мистическое»(80, с.72).

Вероятно, что и в явлении социальных ограничений присутствует нечто

подобное, невысказываемое. Однако это не значит, что мы можем ограничиться

предрассудочным предзнанием в их понимании, так как в этом случае это

понятие (и явление) станут в ещё большей степени жертвами

интерпретационного произвола, который, тем не менее, и в случае определения

понятия, к сожалению (а может быть к счастью) неизбежен.

В. Даль в своём «Толковом словаре живого великорусского языка»

определяет понятие ограничения так: «Ограничивать, ограничить – означить

межи, грани, границы, пределы, рубежи, удерживать в известных пределах,

умерять, обуздывать, стеснять, останавливать… «Власть всякого ограничена

законом». «Ограничительное распоряжение – стесняющее кого-либо»(127- Т.2,

с.647-648).

А вот как В. Даль определяет слово граница – «рубеж, предел, конец и

начало, межа, край, грань»(127-Т.1, с.390-391). Сходное понимание

ограничений находим у Аристотеля. Для него ограничение – это конечное (19-

Т.3); при этом ограниченное всегда граничит с чем-нибудь (19-Т.3, с.14).

Целое для Аристотеля – непрерывное и ограниченное (19-Т.1, с. 175).

Для И. Канта «ограничение – реальность, связанная с отрицанием»(183,

с.86), неясно, правда, чего. В целом система И. Канта носит ограничительный

для теоретического и практического разума характер.

Более подробно проблема ограничений рассматривается в работе Шеллинга

«Система трансцендентального идеализма»(456). Субъектом и объектом,

накладывающим ограничения на самого себя и сталкивающимся с ними в своей

деятельности в объективном мире у Шеллинга выступает трансцендентальное

созерцающее Я: «Я (объективно) ограничивается тем, что оно себя

(субъективно) созерцает; однако Я не может одновременно созерцать себя как

объект и созерцать себя созерцающим, а, следовательно, не может и созерцать

себя ограничивающим… Акт посредством которого Я ограничивает самого себя,

есть не что иное, как акт самоосознания»(456-Т.1, с.290). «Основание

различения двух деятельностей есть граница, положенная в реальную

деятельность, ибо идеальная деятельность совершенно неограничиваема,

реальная же теперь ограничена… Если… граница положена, то в Я существуют

две деятельности, ограничивающая и ограниченная, субъективная и

объективная»(456-Т.1, с.286). Разбирает Шеллинг и вопрос о внешних

ограничениях Я: «В индивидуальность входит не только её наличное бытие в

определённое время и все остальные ограничения, положенные органическим

существованием; но её ограничивает и само её действование; действуя,

индивидуальность вновь ограничивает себя, вследствие чего в известном

смысле можно сказать, что индивидуум становится тем менее свободным, чем

больше он действует. Однако даже для того, чтобы начать действовать, я

должен быть уже ограниченным. То, что моя свободная деятельность изначально

направлена только на определённый объект, было выше пояснено тем, что

наличие других интеллигенций уже лишает меня возможности хотеть всего»(456-

Т.1, с.417).

«Свободой для идеального Я непосредственно открывается бесконечность,

так как несомненно, что ограничение придано ему только объективным миром;

однако сделать своим объектом бесконечность оно не может, не ограничив её;

вместе с тем бесконечность может быть ограничена не абсолютно, а только для

действования, таким образом, что, как только идеал реализован, идея может

устремляться далее, и так до бесконечности»(456-Т.1, с.427), - утверждает

Шеллинг.

Как видно, специально проблемой социальных ограничений Шеллинг не

занимался, к тому же на его позицию, похоже, повлиял декартовский

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20